Я открыл второй холодильник. Вован, выглянув из-за моей спины, даже руки потер от удовольствия:

– Вот это мы удачно зашли!

Еще бы! Чего тут только не было: и мясные блюда, и овощи, и сыры, и молочные продукты, и рыба всевозможная, и икра, и… В общем, долго перечислять. Чтобы не захлебнуться слюной, я тут же принялся выбирать себе рацион. Заика – вот что значит опыт и практичность – приволок широкий поднос, на который перекочевывали отобранные продукты.

– Думаю, хватит червячка заморить, – прокряхтел он под внушительным весом, когда гора достигла его подбородка.

– А мы не перестарались? – я немного озадаченно осмотрел содержимое подноса, но снимать ничего не стал: хотелось всего отведать.

– Ты чего, Ленчик? – возмутился Заика, волоча еду к кинотеатру. – Халява! Ты только хлебушек захвати, я его в буфете возле бара видел.

А хлебушек-то в диаметре не меньше метра. Я отрезал, сколько мог, отнес к товарищам. Заика уже успел выгрузиться на стол по центру, за которым восседал Паляныця в позе Мыслителя Родена.

– Что-то придумал? – поинтересовался Заика, сервируя стол.

– Да есть кое-что, – неопределенно ответил Вася. – Данных недостаточно, правда.

– Тогда оставь это дурное занятие. На голодный желудок не всегда трезвые мысли приходят.

Пока мы закусывали, я задал Васе вопрос, который мучил меня уже несколько дней:

– А все же, где ты так хорошо научился замки вскрывать?

– Говорил же: по малолетке было дело, – Паляныця выбрал себе куриную ножку, примерился, куда лучше вонзить зубы.

– Чего, проблемы с законом любишь? – вмешался Заика.

– Да какое там, – отмахнулся Вася. – Ну, район, где я жил, таким был.

– То есть ты здесь совсем не причем? – не унимался Вовка.

– Слушай, Заикин, не докапывайся, – весьма сдержанно посоветовал сержант. – Не я тому виной, что мой отец в бутылку заглядывал чаще, чем я выходил на свежий воздух. И мои сверстники не виноваты, что у них всех такие семьи. Матери наши может и любили нас, только попробуй проявлять нежность, когда на тебе муж-алкоголик и как минимум трое детей? Ты сможешь уделить всем внимание, волоча ноги в одиннадцать вечера со второй работы и мечтая об отдыхе, а вместо этого получая почти каждый день пьяные скандалы, нередко переходящие в дебоши? Вот то-то! Потому и рос я со сверстниками, как бурьян на обочине: то драки стенка на стенку с соседним районом, то налеты на ларьки и магазины.

Я посмотрел на ладони Паляныци, сжатые в кулаки. Так вот откуда эти шрамы на косточках и пальцах?

– Мне еще повезло больше других, – продолжал Вася. Видно, слова Заики задели его за живое. – Военрук в нашей школе, старший сержант Поветкин Петр Васильевич, сумел что-то разглядеть во мне, начал по учебе подтягивать, к дисциплине приучать, втолковывать в мою дырявую голову простые истины, даже на сборы в военные лагеря брал по знакомству. В восьмом классе это было. Вот тогда я впервые задумался над смыслом жизни. А когда выводы правильные сделал, стал завязывать с улицей и друзей по возможности из дерьма вытягивать. В секцию рукопашного боя записался, по учебе подтянулся. Отца от рукоприкладства отучил раз и навсегда.

– Могу себе представить этот урок доброты, – криво усмехнулся Заика. Я чувствительно ткнул его локтем в бок, чтобы заткнулся. – Извини.

– Хотел я сначала в армию пойти, потом уже решать, куда поступать, но однажды к Петру Васильевичу пришел его бывший сослуживец. В десятом классе это было. Поговорили мы несколько часов. Он все о жизни расспрашивал да о взглядах на вопросы добра и зла. Я уже и забыл о разговоре, но через год пришло по почте приглашение на поступление в школу. Так я оказался тут.