Капитан инстинктивно отпрянул и, укрывшись за скалой, стал лихорадочно обдумывать сложившуюся ситуацию. Совершенно очевидно, что дервиш, ускользнувший от него в пустыне, первым добрался до реки и предупредил передовой отряд. Даже если его нет среди этой группы, он все равно рассказал им о нападении и, возможно, указал нужное направление. По всей видимости, один из полевых командиров выслал вперед этот небольшой отряд, чтобы осмотреть берег в районе переправы и перехватить их. Пенрод с первого взгляда определил аггагиров, то есть лучших и храбрейших воинов дервишей. Соотношение сил было один к трем, к тому же эти люди начеку и готовы сражаться до последнего. Он даже думать не хотел о вооруженном столкновении. Единственным их шансом на спасение была скорость верблюдов и надежное укрытие.

Пенрод снова посмотрел в бинокль. Каждый дервиш имел превосходного арабского скакуна, и только один верблюд нес на спине кожаные сумки с боеприпасами и запасами еды на несколько дней. Но у них не было бурдюков с водой – следовательно, это передовой отряд разведчиков, которые могли обследовать узкую прибрежную полосу, но не углубляться далеко в пустыню. Значит, чтобы перехватить караван Пенрода, им придется сделать большой круг вдоль берега и выйти на противоположную от Хартума сторону. Этот путь был почти на двести миль длиннее предстоящего им с Якубом. Пенрод облегченно вздохнул, прикинув, что даже самые быстрые арабские лошади не смогут добраться до Хартума раньше их.

– Все в руках милосердного Аллаха, – усмехнулся он и хотел было вернуться к верблюду, чтобы нагнать Якуба и поделиться с ним новостью, но в последний момент краем глаза заметил какое-то странное движение среди дервишей и снова припал к скале, настроив бинокль. Два дервиша, подбежав к груженому верблюду, заставили его опуститься на колени, открыли кожаную сумку и вернулись назад. Один из них уселся на землю, скрестив ноги, и стал что-то писать в небольшом блокноте, причем делал это с усердием, старательно выводя буквы.

Другой араб в это время вынул из сумки маленькую клетку, отбросил хлопчатобумажную накидку и вытащил на свет божий птицу с круглой головой и белым оперением. У Пенрода даже дыхание перехватило от волнения. Это был почтовый голубь.

К этому времени дервиш закончил писать, свернул листок, и они, немного повозившись с птицей, высоко подбросили ее в воздух. Голубь захлопал крыльями и стал кругами подниматься все выше и выше над рекой. Дервиши молча наблюдали, запрокинув головы, а потом закричали хором, так громко, что Пенрод без труда разобрал слова.

– Лети голубка на крыльях ангелов Господних!

– Лети быстро к груди святого Махди!

Голубь тем временем превратился в крошечную точку на голубом небе и вскоре исчез в южном направлении, где находилась ставка Махди в Омдурмане.

Пенрод отполз в сторону и побежал к верблюду. Вскочив в седло, он пришпорил животное и помчался назад к Якубу, то и дело поглядывая туда, где только что исчез почтовый голубь с донесением дервишей. Этой птице придется преодолеть расстояние не менее пятидесяти миль, но она все равно будет в Омдурмане до наступления ночи, а им с Якубом предстоят двести пятьдесят миль по безводной пустыне. Только сейчас Пенрод осознал всю трагичность их положения и ту ужасную гонку, которую придется выдержать, чтобы благополучно добраться до Хартума и доставить секретное послание Китайцу Гордону.

Осман Аталан шел в огромной толпе правоверных к большой мечети Омдурмана. Над его головой развевался личный флаг, подаренный самим Махди. Он был украшен словами из Корана, а несли его два аггагира. Люди вокруг стучали в огромные военные барабаны и громко возносили хвалу Аллаху, Махди и его халифу. Жара давила на толпу, обволакивала с ног до головы, напитанная плотной пеленой пыли, поднимавшейся в раскаленный воздух от множества ног. По мере приближения к мечети возбуждение нарастало, поскольку все знали, что сегодня хвалу Аллаху и его пророку вознесет сам Махди – светоч ислама. Ансары начали традиционный танец. Когда-то их называли просто дервишами, но Махди запретил это название, считая его унизительным.