Я подумала, может, снова уснул. Всё-таки уставший, с работы. И пошла домой пешком босая, без туфлей. А по дороге увидела милицейское оцепление, машины «скорой», два смятых как бумажные фантики автомобиля. Один из них принадлежал отцу. Я упала в обморок.

Потом мне рассказали, что второй водитель выехал на «встречку», пьяный был. А мой папа не пил. Мой папа был лучшим на свете, не только отцом, а вообще мужчиной. И, возможно, мысль о том, что именно я стала причиной его гибели, и поставила барьер между мной и будущими ухажёрами. Элементарное чувство вины, а не какой-то идиотский комплекс Электры. Камиль считает иначе. Я не спорю, но продолжаю придерживаться этой версии.

Единственное, в чём я согласна с мужем по этой части, так это в том, что образ отца стал в итоге для меня прообразом будущего партнёра. Оттого сверстники не вызывали во мне никаких треволнений. А вот мужчины постарше чуточку интересовали. Но я боялась сделать к ним первый шаг, а они на меня не очень-то обращали внимание. Только один стал проявлять симпатию: красиво ухаживал, делал комплименты, гулял со мной по парку за ручку. Он был на тринадцать лет старше и, как выяснилось, женат. Не знаю точно, это ли сказалось на его нерешительности, или он по жизни таким был, но до секса у нас так и не дошло. Пообжимались немного и один раз остались наедине у меня дома.

Мама уехала на дачу. Мы с ним зашли после очередной прогулки, выпили чаю, потом долго целовались. Он возбудился, предложил мне потрогать его. Но как только он показал мне свой член, я впала в полнейший ступор. Что с ним делать? Конечно, я знала, как используется член для продолжения рода, но продолжать род мне что-то не очень хотелось. А какие ещё действия он может совершать, я понятия не имела.

Видя мой шок, мужчина сказал:

— Хочешь посмотреть, как я дрочу?

Я неистово замотала головой, уже не в шоке, а в настоящем ужасе. Он так и выразился: «Дрочу», это прозвучало настолько гадко, что меня чуть не стошнило.

Но что с меня было взять? Восемнадцатилетняя девственница, которой подружки однажды показали порнушку, а я принялась пищать, зажмурившись: «Фу! Уберите это! Уберите!». Они ржали, а у меня желудок сворачивался жгутом, готовый вывалить обратно съеденный завтрак. В той порнушке и не было ничего столь уж омерзительного — обычный ролик с силиконовой блондинкой, которую трахал чернокожий парень. Сейчас бы я скорее назвала такое видео банальным и скучным…

Однако с Камилем всё было иначе.

Он мне сразу понравился, очень понравился. Даже не тем, что старше, а своей уверенной манерой говорить и держать публику в своеобразном трансе. Я-то уж точно поддалась этому трансу и слушала с открытым ртом.

Камиль стоял на сцене, как мне виделось, высоченный и невозможно красивый. В самом деле рост у него средний, но, поскольку сама я — от горшка два вершка, ко мне рядом с ним всегда приходит чувство, будто я за каменной стеной. А тогда он ещё дополнительно возвышался на подиуме. Тёмно-синий костюм смотрелся на нём, будто Камиль только что вернулся с показа деловой моды. Прямые чёрные волосы были уложены с той долей лёгкой небрежности, которая с одной стороны нисколько не портит общее элегантное впечатление, а с другой как бы сообщает, что перед зрителем живой, не лишённый озорства молодой мужчина. Тоже самое говорили и глаза: светло-серые, почти серебряные.

После лекции мы одновременно подошли к кофейному столику, он налил чашку как будто себе, но в итоге протянул её мне.

Я сказала:

— Спасибо.

И как стояла, так чуть не рухнула замертво.