Я же до боли сжала кулаки, проклиная про себя весь этот день, дурацкую площадь, запах горелой плоти, яростно замахивающегося, тщетно пытающегося сломать упрямого оборотня Ригла и весь этот проклятый город, который словно пропитался его ненавистью и желанием одержать верх.

Это было неправильно. Страшно. Гораздо более страшно, чем смерть от чужих клыков и когтей. Ведь звери убивают без злости. А то, что творил этот мерзавец, было в сто раз хуже. Его несказанно злило, что проклятый зверь неожиданно заупрямился, и он горел настойчивым желанием во что бы то ни стало вырвать у него хотя бы один стон… о-о-о, воистину на это способны только люди!

Я наконец заставила себя отвернуться, будучи не в силах на это смотреть. Да, я ушла, позволив им творить все, что заблагорассудится. Но одновременно твердо зная, что найду способ это остановить. Любой ценой. Даже если долгожданная свобода для уставшего и замученного до полусмерти оборотня будет значить всего лишь милосердный удар в сердце.

Едва Тирилон погрузился в темноту, я снова выскользнула на крышу и легкой тенью помчалась по известному маршруту. На этот раз уже нигде не задерживалась и больше не сомневалась — у меня было время все обдумать. Оставалось только воплотить свое решение в жизнь, а для этого требовалась темнота, отсутствие посторонних, поддержка самого оборотня, мой амулет и хотя бы полчаса свободного времени.

Нужный двор я нашла быстро и тут же убедилась: Ригл не спешил покидать постоялый двор. Думаю, сегодня он получил не самую плохую выручку за представление, однако завтра, когда о его трофее будет знать уже весь город, народу на Круглую площадь соберется в два, а то и в три раза больше. Люди уже не будут бояться, как этим утром, они станут жаднее, наглее и любопытнее, чем сегодня. Захотят еще раз убедиться, что оборотень настоящий. Потрогать руками, подразнить, с наслаждением и сладким холодком почувствовать его неподдельную ярость, когда сквозь прутья его снова будут тыкать больно жгущимся жезлом. Они будут ждать его крика, жадно искать в его глазах отголоски боли. Захотят увидеть его кровь. И когда-нибудь выдержка ему изменит. Когда-нибудь он разомкнет челюсти и сделает им подарок. Или же просто умрет, но даже смертью своей принесет предприимчивому дельцу баснословную прибыль.

Я намеревалась не дать этому случиться. Поэтому, убедившись, что телега с пленником стоит на прежнем месте, а истязавшие его люди ушли в дом, спрыгнула с крыши и бесшумно приблизилась к клетке.

Я умею двигаться так, чтобы не потревожить даже чуткого сверчка. Умею быть незаметной и легкой, как лунный свет. Однако когда я подошла и осторожно откинула тент, оборотень уже был во всеоружии — сидел у решетки, зло сузив глаза, легонько постукивая по лапам кончиком хвоста, грозно приподняв верхнюю губу и насторожившись, как перед броском.

Если он кинется на прутья, как раньше, у меня ничего не выйдет. Если зарычит или потревожит заклятие, сюда сбежится вся таверна. Если я хоть немного ошиблась, мне несдобровать. А уйти отсюда быстро будет проблематично — до крыши добрых три человеческих роста, стена отвесная, без окон и карнизов. Времени растить когти, как в сокровищнице, у меня просто не будет. Так что я сильно рисковала, придя сюда одна и практически без оружия.

Оборотень, как ни странно, молчал.

Я перевела дух и, приложив палец к губам, внимательно осмотрела дверь. Плохо: сталь добротная, петли толстые, литые. Просто так не перерубишь даже с моими талантами. С прутьями, как и следовало ожидать, та же история. Но на пробу я все-таки рискнула коснуться одного из них кончиком пальца. Попыталась просунуть внутрь, стараясь не думать о том, что кое-кто может его просто-напросто откусить, и вздрогнула от крохотной, сорвавшейся в мою сторону искорки. После чего поспешно отдернула руку, но все равно не успела — проклятая капелька коснулась кожи самым краешком. Всего чуть-чуть, едва задела, мерзавка. Но от внезапной и совершенно дикой боли у меня вырвался судорожный вздох, на глаза набежали слезы, а ладонь на некоторое время просто отнялась. Двуединый… как же было больно!