9. Почти в походных условиях

Мне кажется, я шла к своему бывшему целую вечность. Палата Сафарова располагалась в самом конце длинного коридора. И хоть по дороге я перекинулась парой слов с постовой медсестрой, а затем выслушала предположения своей сменщицы фрау Майер относительно состояния русского пациента, меня не переставало колотить, а коридор всё не заканчивался.

А, может, это я находилась в таком взвинченном состоянии, что воспринимала всё не как обычно? Не знаю. Но колени у меня конкретно подгибались, когда я отворила дверь палаты.

Я была сильно взволнована словами фрау Майер, которая при встрече мне повторила, что русский пациент на её вопросы не реагирует, но иногда со стоном произносит имя некоей Марты. Моему приезду она очень обрадовалась и пошла заниматься другими делами.

Ну а я просто не знала, что думать в этой ситуации. Возможно, общий наркоз, с которым Сафаров прежде не сталкивался, оказывает на него такое угнетающее воздействие, что он никак не может прийти в себя. Фрау Майер что-то там говорила про помутнение сознания, но лично я в этом пока не уверена.

Всё-таки мой бывший – молодой сильный мужчина, чтоб так реагировать на, в общем-то, обычную медицинскую процедуру. Это в прошлом веке наркоз мог вызывать осложнения. Значит, дело в чём-то другом. Может, в индивидуальных особенностях организма?

Хотя я бы ещё поняла, если бы Сафаров на что-то жаловался. Но его помутнение сознания, если допустить, что оно есть, сказывается только в том, что он почему-то зовёт, ищет меня. Однако мы с Даром расстались почти шесть лет тому назад. Неужели Эльдар не забыл меня? Неужели он так и не женился?..

В его истории болезни доктор Вольф в графе “семейное положение” записал – холост. Но, по-моему, он сделал это от фонаря, потому что пациент – иностранец. Так что какой смысл особо заморачиваться?

К тому же Герман Вольф сам неженатик. Нет, не гей. Одно время он даже пытался за мной приударить, пришлось доходчиво объяснить, что он обратился не по адресу. И тем не менее какой-то комплекс неполноценности в докторе Вольфе сидит, поэтому при возможности он старается всех записать в холостяки. Что тут скажешь? У каждого в голове свои тараканы.

И, вообще, какое мне дело до Вольфа, или же семейного статуса Сафарова? В больницу я приехала на ночь глядя только потому, что меня попросила об этом моя коллега. А к своему бывшему я уже давно никаких чувств не испытываю. Нас ничего не связывает. Да, у меня есть дети, но это – мои, выстраданные дети. А сейчас я выполняю свой служебный долг.

Я не стала включать свет и на цыпочках прошла к постели Эльдара. Если Дар вдруг спит, лучше его не беспокоить. Попробую некоторое время за ним понаблюдать, чтоб понять, чем вызвано помутнение сознания, которое фрау Майер приписывает русскому пациенту.

Хотя, думаю, всё проще. Немцам сложно понять выходцев из России, так как у нас с ними абсолютно разный менталитет. Вот и Сафаров ни с того ни с сего вдруг вспомнил обо мне.

Но мне, если честно, трудно представить, чтоб какой-нибудь мужчина из местных, будучи в таком же состоянии, начал думать о ком-то ещё, а не о себе, любимом. Я на них порядком насмотрелась, ухаживая за пациентами, которые перенесли операцию.

Некоторые ведут себя, как маленькие дети: без конца жалуются, ноют, вызывают к себе по любому поводу, переживают из-за каждой мелочи. Конечно, встречаются и сдержанные, воспитанные мужчины, можно сказать, истинные арийцы. Но их мало. Во всяком случае, в разы меньше нытиков. От Сафарова я за всю неделю не слышала ни одной жалобы.