Мой мозг еще никогда не работал так быстро, предельно. И я больше не сдерживала ярость – мне нужно отсюда сбежать. Пусть она разрушит эти стены и этот дом – я должна выбраться наружу, чего бы мне это ни стоило. Если погибнут другие, если опять неконтролируемый удар, так тому и быть: я впервые осознанно согласилась на это еще раз – как заяц, которому все равно, в кого полетят стрелы охотников. Лишь бы не в него. Ярость моя, однако, ничего не разрушала, потому что сраный незнакомец создал защитный кокон вдоль стен квартиры, и вся моя мощь, вместо того чтобы разбивать перекрытия и фундамент, утыкалась мокрым носом в поролон. Никогда не ощущала ничего противнее. Тот самый случай, когда в центре фонит гамма-излучением, а на выходе – слабые радиоволны попсовой песенки.

– Ты опять не держишь в узде свою злость.

Голос тихий, полный укоризны. А еще – спокойного бешенства, которое ощущаешь лишь позвоночником.

Да кто он такой вообще? Зачем он привез меня сюда? Что я ему сделала? И почему не могу с ним совладать?

– Давай… разойдемся… мирно.

Внутри меня бурлит черный вулкан, и это нехорошо, крайне опасно.

– Уже нет.

– Что… я тебе сделала?

На краю стола лежит вилка. Я отвлеку его разговорами, заговорю, метну. Я превращу ее зубья в тончайшие ядовитые иглы – хватит одной царапины, чтобы сдохнуть.

– Если я это озвучу, то убью тебя. – Он не шутил, я понимала это не шестым, но всеми чувствами сразу. – А смерть – это слишком просто.

Значит, совсем не шутки, значит, бьемся насмерть.

Вилку я взяла в руку осторожно, чтобы она не звякнула.

– Не делай этого.

Мне все равно, чем он видел, каким местом и каким взглядом, мне нужно было успеть.

Широкая мужская спина, хорошая шея, мощная, модельная стрижка – наверное, недавно обновил. Я принялась мысленно ткать вокруг вилки смертоносное заклятье, наполнять металл черным ядом.

– Ты еще не поняла, что теперь я контролирую твою волю?

«Хрен тебе».

Вилка в моем воображении стала черной, пузырящейся. Она уложит при касании стадо буйволов.

Даже хорошо, что на квартире защита: от моей ненависти ладный дом давно бы уже превратился в кирпичи. Жаль только, что на изнанку не прыгнуть: человек у окна лишил меня этой возможности дистанционно. Зубья у воображаемой вилки вытянулись, истончились.

Решил меня за что-то засудить, решил, что я буду страдать? Страдай сам!

Он повернулся как раз тогда, когда я подняла руку для броска, когда, вложив в него всю испепеляющую ненависть, метнула зажатый предмет.

И грохнула ответная ярость. Брошенная мной вилка, не пролетев и десяти сантиметров, застыла в воздухе. А незнакомец процедил:

– Возьми её.

Отчаянная попытка ему не сопротивляться: «моя воля – не твоя».

– Возьми!

И мои пальцы сжались вокруг серебристой ручки.

«Нет, только не это…»

– А теперь воткни её себе в руку!

Я не хотела, я бы никогда…

Но я с размаху засадила зубья в собственную левую ладонь и мысленно заорала так, что полопались капилляры пространства. Я потеряла способность орать наяву, мои связки, кажется, порвались еще до того, как взорвалась боеголовкой боль. Немо орал каждый мой рецептор, каждый оголенный нерв, каждый сантиметр пространства вокруг. Я дышала тяжело – я вообще не понимала, как могу делать это после сковавшего горло спазма.

А этот монстр наклонился близко – его грудь прямо над гребаной вилкой, торчащей из моей левой руки, – и процедил почти ласково:

– Еще раз попытаешься на меня напасть – и воткнешь ее себе в глаз.

Он мог это сделать. Одна фраза – и рукоять будет торчать из моей башки.

Я дышала быстро: рваный выдох, рваный вдох. Красная пелена от боли, и его ледяные глаза напротив.