– Вообще-то, это Валя родила, – сердито отрезала Лёля.

– Какие сердитые вы, девчонки… Асенька, ты тоже на нас сердишься? То ж ножки… Лёня шагнул к Асе, она отступила в сторону, снова наткнувшись на Юру. Тот засопел, заворочался.

– Выпейте с нами… Юрик, вставай, девчонки пришли! – Лёня, пошатнувшись, наступил на лежащего на полу счастливого отца. Тот возмущенно заворчал и зашевелился.

– Ножки обмыли, сволочи! – возмущалась Лёля. – Юрка, вставай, мерзавец!

– Да, ножки… – пробормотал тот.

– Ты у Вали в роддоме был? – спросила Ася.

– Я? Был… не был… мне же к Валечке в роддом, у меня там дочка родилась, не мальчик, а девочка, – забормотал Юра.

Девчонки подхватили его под руки, оттолкнув Лёню, который порывался то ли помочь, то ли помешать.

– Мы собирались, но не смогли… – добавил Лёня.

– Чем только вы думали… Юрка, рассказывай, какой роддом, мы съездим!

Володин уперся бараном, и ни мытьем, ни катаньем не удалось уговорить его сообщить адрес роддома – он был намерен исполнить отцовский долг сам. После брожений по квартире, поисков продуктов и вещей, которые нужно отвезти Валентине, глотков недопитого алкоголя, разыскивания курток, шапок, ботинок и прочего отправились вчетвером, оставив досыпать Утюгова и Сипягина.

Лёня заявил, что не покинет друга и любой ценой проводит его до пункта назначения. Вдохнув прохлады вечернего воздуха, парни взбодрились и запели нестройным дуэтом, порываясь совершить что-либо героическое во имя женской красоты и новорожденной. Пришлось разбиться на пары мальчик-девочка, чтобы успокоить ретивое. Ася предпочла бы взять на себя заботу о Юре, но Лёля опередила ее, то ли случайно, то ли намеренно. Акулов же заботу не принял, скорее, охватил заботой Асю – подхватив под руку, потащил за собой. Когда вышли на проспект, начал моросить мелкий противный дождь, асфальт заблестел пятнами фонарей и полосами фар проносившихся мимо машин.

Применили коварный вариант: молодых людей загнали на тротуар, вывели из зоны видимости, голосовать пошла Лёля. Смилостивился и тормознул водитель потрепанных Жигулей. Его негативную реакцию на парней, явившихся, словно два молодца из ларца, смягчили аргументами, что один из них стал отцом, вся компания едет навещать его жену и ребенка, и умаслили обещанием заплатить десятку. Лёля села на переднее сиденье, а Ася попала в цветник, между Юрой и Лёней. Молодой отец слегка протрезвел и взялся за обязанности навигатора, а Лёня обнял Асю, заявив, что так ему удобнее. Ася не стала возражать, некуда было деться, хотя все силы ушли на то, чтобы сохранить внешнее спокойствие и жалкие остатки внутреннего. Она пыталась не смотреть на Акулова, на его небритую щеку, на волосы, блестящие мелкими каплями дождя, но время от времени чувствовала на себе его взгляд, или ей лишь казалось, что он смотрел на неё.

Роддом находился на окраине – двухэтажное грязновато-розовое здание за решетчатой оградой и строем огромных старых кленов. В приёмном покое теснились отцы и родственники, подавали в узкое, похожее на тюремное, окошко свёртки передач. На подоконнике сиротливо валялся помятый букет гвоздик.

Мрачная пожилая санитарка сгребла Юрины пакеты, бросив равнодушно-осуждающий взгляд на его небритую физиономию – сколько тысяч таких помятых радостным событием лиц прошло перед её глазами?

Из приемного покоя отправились под окна, вызывать красну девицу выглянуть в окошко.

– Валя, Валечка! – закричал Юра, его поддержал Лёнин баритон и Лёлино меццо-сопрано, Ася кричать не смогла, похрипела и закашлялась.