Подавив в себе желание поговорить с потенциальным фюрером, Коликов безо всяких предисловий зашёл к незнакомцу за спину и свернул тому шею. Расчет был один. Так как для всей планеты, Адольф Гитлер был мёртв, должна оставаться мертвой и потенциальная легенда о его спасении. Нужно было зарубить на корню любую попытку манипуляций этим именем. Спекуляции на эту тему в этом времени, могли привести к огромным жертвам в будущем. И в его – Коликова будущем тоже. Убив одного, то ли Гитлера, то ли солдата вермахта, Коликов избавлял все стороны от соблазна использовать это поганое имя в корыстных целях. Оно и без того, принесет ещё очень много горя.

Покончив с этим делом, Коликов вышел обратно в приёмную.

– Что, так быстро? – удивился американец, вставая. Он даже сигару не успел раскурить.

– Да не он это, – спокойно произнес Коликов и вышел из тела бедного доктора.

Это дело очень долго разбирали. Естественно, сделанного не воротишь. Шанс на внедрение дается лишь единожды. Кто-то из начальства ругал Коликова, кто-то одобрял его поступок. Был ли тот заключенный Адольфом Гитлером никто так и не понял. Единственное, что отметили после того вмешательства в вероятность, это странное, самопроизвольное снижение преступлений на расовой почве по всему миру. Новые неонацистские ячейки образовывались, но действовали как-то вяло, натужно, без огонька. Их неохотно спонсировали, хотя раньше всё было иначе. Какую роль в этом сыграл поступок лейтенанта Коликова в одной из вариаций далёкого сорок пятого года, никто не знал. Но факты говорили сами за себя.

Тимур вернулся в текущую реальность из воспоминаний в тот момент, когда на столе Эльмы затрезвонил телефон. Коликов даже не понял, кто испугался сильнее - он или Эльма.

– Фройляйн Эльма, зайдте ко мне, – прохрипел чей-то голос в трубке и девушка, захватив последнюю на сегодня картину и сдав её в хранилище, поднялась на третий этаж.

На двери, перед которой Эльма поспешно поправляла свое платье, красовалась табличка «Директор музея». Девушка постучала и, не дожидаясь ответа, тихонько вошла.

– Ааа, фройляйн Эльма! – дружелюбно протянул маленький суховатый старичок в серой тройке. – Входите. Присаживайтесь.

На угловатом и болезненно жёлтом лице директора музея, немного не к месту, красовалась жиденькая бородка и усы в стиле Эркюля Пуаро. Маленькие глазки, не желали фиксироваться ни на чём конкретном и постоянно бегали по кабинету, лишь изредка застывая на декольте подчинённой. Бровей почти не было. Они скорее обозначали контур глубоко посаженных глаз. Крючковатый нос был сильно скошен в сторону и директор постоянно его трогал рукой, словно проверяя, не отвалился ли он. В общем, Коликову этот субъект не понравился и, судя по ощущениям фройляйн Эльмы, она тоже недолюбливала директора музея.

– Вызывали, герр Диммар? – выдавила она из себя остатки дружелюбия.

– Да, фройляйн Эльма. У меня есть к вам деликатное поручение.

– Я слушаю.

– Мы на днях получили обратно часть нашей египетской коллекции.

– О, герр, так это же замечательно!

Девушка обрадовалась искренне, Коликов почувствовал это.

– Ооо, дорогая, не спешите радоваться. Вернули далеко не всё. Часть коллекции передали в музеи западного Берлина, другую распределили по восстановленным музеям в Дрездене. Большая и, к сожалению, самая дорогая часть коллекции - мумии и предметы роскоши, естественно не уцелели. Нам, увы, достались лишь крохи.

Герр Диммар был искренне расстроен этим обстоятельством, но самого Коликова эта «печальная» для музея новость никак не покоробила. А вы, собственно, что хотели? Ваши вооруженные силы разграбили пол Европы, Россию, а они вам за это должны были сохранить, дорогие вашему сердцу, экспонаты? Коликов не удивился бы факту обнаружения похищенной мумии в какой-нибудь частной коллекции арабского шейха или американского нефтяного магната. Да хоть у черта на фазенде, лишь бы за эту древнюю рухлядь можно было построить детский сад, школу или жилой дом где-нибудь в Воронеже.