Залпом допиваю вино и наливаю себе ещё один бокал. Меня начинает ощутимо потряхивать. А может, собрать все те вещи, что оставил муж, когда уходил к своей любовнице, и передать их через его курьера? Сама не понимаю, почему до сих пор их не выкинула. И почему мне так нужно перед сном взять рубашку мужа, улечься на нашу с ним постель, прижать ткань, пропахшую им, к лицу. Это как шанс на сон. Хоть какая-то возможность провалиться в небытие, где не будет бесконечных мыслей о Вадиме и вопросов: «Почему всё так? Чем я это заслужила?».
Второй бокал не опьяняет, хотя, мне хочется, чтобы мерзкие ощущения хоть немного притупились. Я уже готова налить себе третью порцию, когда вспоминаю об Илье, что должен приехать с минуты на минуту. Мне совсем не хочется впускать его в квартиру. Не хочется, чтобы он рассказывал потом Вадиму, как я живу одна и чем занимаюсь. Не хочется, чтобы видел грязную посуду в раковине, которую мне не хочется ставить в посудомойку.
Быстро подхожу к окну и выглядываю во двор. В разгаре - май. Тёплые деньки, такие редкие для Питера, заставили мам с детьми высыпать на улицу, и теперь детская площадка - сплошь уставлена колясками, велосипедами и игрушками. И эта картина почему-то кажется удивительно умиротворяющей.
Вот она - другая жизнь, которая не имеет ко мне никакого отношения. С которой я не готова соприкасаться даже мельком. Почему она именно сейчас кажется настолько близкой - только руку протяни и прикоснёшься?
Накидываю на плечи спортивную кофту, на ноги надеваю совершенно неуместные балетки. Даже думать не хочу, как именно они сочетаются с тренировочными штанами и простой футболкой. И выхожу из квартиры, прихватив мобильник.
Небольшая передышка прежде чем вернусь обратно и снова стану частью того антуража, который создала сама, и в котором мне так лживо-уютно находиться в последнее время.
***
Совершенно млятский день. Начиная от того, что забываю дома материалы по одному важному делу, заканчивая тем, что мне придётся снова таскать с собой дочь, потому что её бабушка в который раз не может с ней остаться.
Или не желает. Один хрен.
Настя, надо отдать ей должное, ведёт себя довольно спокойно. Ей вообще не очень много нужно - когда катаемся по городу, смотрит в окно. Иногда просится в туалет. Реже - поесть или попить. С собой таскает какого-то дико ржачного игрушечного поросёнка, у которого голова едва ли не в три раза больше, чем туловище. Даже имя ему придумала - Катя. В целом, всё не так напряжно. Но есть одно «но».
Мне, б*я, стыдно перед дочерью за то, что она вынуждена шататься со мной по сомнительным местам. Стыдно, что не могу ей обеспечить няню или кого-то, кто не откажется присматривать за ней днём. Не потому что нет бабла - причина в другом. Я не могу заставить себя оставить ребёнка с кем-то незнакомым. Это внутренний стопор какой-то, который словно тумблер в башке.
Когда потерял жену, единственное, чего мне хотелось - сдохнуть. А Наська стала тем поводом жить, который заставлял меня по сей день делать вдох за вдохом. Хотя я сильно сомневался, что как отец способен ей дать хоть что-то, но она была у меня, а я - у неё. И мы вроде как нуждались друг в друге.
- Насть, мы сейчас в одно место закинем кое-что, а потом можем мороженое поесть скататься. Или ужинать хочешь?
- Мороженое! - раздаётся с заднего сидения. - Мы с Катей хотим.
- Окей.
Паркую тачку возле дома жены шефа, и поворачиваюсь к дочери:
- Ты посидишь, пока я поднимусь? Или со мной пойдёшь?
- Я посижу. Ты же недолго?
- Недолго. Минут пять.