По краю поляны расставлены деревянные лавки, столы, а на них разноцветно веселятся на утреннем солнце всевозможные изделия вепсских мастеров и мастериц. Ковры и коврики, плетённые из разноцветных лоскутков; игрушки деревянные, тряпичные и глиняные; посуда глиняная и деревянная, крашеная и некрашеная; берестяные коробочки, туески, лапти, шапки, браслеты. И всё это такое тёплое, нехитрое, домашнее – видно, что не ради денег делано, а ради себя и ради праздника. Тут же работают ткачи, вязальщицы, резчики по дереву, берестянщики. Одеты – кто в традиционные вышитые рубахи и сарафаны, кто по-современному, но праздничные все.

Можно подойти к столику, где дымится уха или греются на солнце курники, калитки, сканцы и прочие выпечные прелести здешней кухни. Можно это всё залить баночным пивом «Хольстен», или «прижать» водочкой. Но лучше отведать старинного местного напитка, именуемого «олуть». Это что-то среднее между брагой и домашним пивом. Мутноватая, сладкая, как будто и не пьяная, но постепенно разбирает. Слово «олуть» родственно и эстонскому «ылу», и финскому «олу», и древнерусскому «олъ», и английскому «эль» – «пиво». А также, по-видимому, таким далёким по современному значению словам, как английское «oil» и русское «олово». То, что течёт, выплавляется из твёрдого субстрата. Этимология свидетельствует о древности вепсской лексики, а также о том, что искусство варить пиво, возможно, заимствовано славянами и германцами у древних балтийских финно-угров, предков наших вепсов. Правда, тут, на поляне, олуть продаёт только один хозяин. Говорит, что специально ради праздника поставил. Просто для себя уже не делает. Уходят традиции. Легче в магазине пиво купить.

Народу на поляне всё больше, водку и пиво продают всюду, а пьяных пока что-то не видно. Может быть потому, что тут же рядом на нескольких столиках разложена благочестивая литература, отпечатанная в Финляндии, в том числе солидные книги в твёрдых коричневых добропорядочных переплётах, на которых золотыми буквами вытиснено: «Uz’zavet» – Узь Завет, Новый Завет.

Посередине поляны – эстрада. На эстраде сменяют друг друга фольклорные ансамбли из разных деревень, певцы, певицы, поэты. Всё это происходит непрерывным потоком, просто, по-домашнему. Девушка из Петрозаводска поёт битловскую «Yesterday» – по-вепсски. Прикольно. Потом бабки в пёстрых сарафанах исполняют развесёлые песни. Вслед за ними выходят петь и плясать местные цыгане.

Из-за леса, из-за гор приехал губернатор. Обошёл в сопровождении свиты все столы, все лавки, послушал, поулыбался, потом тихо и незаметно уехал. После его отъезда праздник перешёл в неформальную стадию, постепенно распадаясь на отдельные весёлые пикники. Вот тут-то познакомились мы с бабушками из деревни Курба. Они, после выступления на сцене, расслаблялись за столиком на краю поляны. Расшитые праздничные сарафаны уже сменили на обычную одежду, только пёстрые шапочки остались. Выпивали, закусывали всяческими домашними закусками и при этом пели. К этим бабкам в гости, в деревню Курба мы отправимся, как только будет попутка. Автобусы туда не ходят, а пешком – далековато: километров тридцать.

Главный вопрос, который неизбежно возникает здесь, по крайней мере, перед человеком приезжим: кто русский, а кто вепс? Как отличить? Ни по каким внешним признакам провести различие невозможно. В антропологических признаках сколь-нибудь устойчивых различий нет. Вепсы по большей части светловолосые, но встречаются и тёмные шатены. Сероглазые, но попадаются и кареглазки. Невысокие, но бывают и здоровенные детины. Мужчины чаще худощавые, даже щупловатые; женщины кряжистые… однако предостаточно и миниатюрных. В общем, ничего определённого. У русских обитателей Ленинградской, Новгородской, Вологодской областей или Карелии тот же расплывчатый набор признаков.