Как только до Петербурга дошли первые слухи о катастрофе в Цусимском проливе, Адмиралтейство стали осаждать родные и близкие тех, кто был в море. Во многих высокопоставленных семьях сыновья служили младшими офицерами на 2-й эскадре, и многим выпал печальный жребий скоро узнать, что они их потеряли.

По праву дальнего родства Александра Николаевна писала вице-адмиралу Николаю Ивановичу Казнакову, состоявшему совсем недавно членом Адмиралтейств-совета, но он и сам не знал ничего толком, потому что подробности и в самый Петербург приходили страшно долго. Александра Николаевна, заламывая руки, бродила по пустому дому, а то бросалась молиться перед старинным кивотом, который, по преданию, помнил ещё времена Алексея Михайловича.

Но вот постепенно стали узнаваться и страшные детали произошедшего. В телеграммах информационных агентств недостатка не было, но, как водится, все они противоречили друг другу, и подлинная картина произошедшего угадывалась урывками. 03 июня (21 мая) 1905 года из Нагаскаки сообщали, что 3800 пленных русских моряков высажены на берег, а три поврежденных русских судна прибиты к берегам Наготы.

Токио округляло количество пленных до четырёх тысяч, при этом число офицеров доходило до ста. Говорилось, что офицеры будут размещены в Мацуяме, раненые матросы в Кукуоки, здоровые в Куамото и Куруке. Судя по предварительному исчислению, русские потеряли в морском бою от семи до девяти тысяч человек, не считая пленных. Писали также, что много трупов пригоняет течением к островам и соседнему побережью.

В "Times" телеграфировали из Токио, что повелением микадо адмирал Того уполномочен разрешить адмиралу Небогатову послать царю рапорт о сражении со списком убитых, раненых и взятых в плен.

Первое извещение о том, что Павлуша жив и в японском порту Сасебо, было получено Александрой Николаевной от начальника Морского Инженерного училища генерала Пароменского. Пароменского известил об этом Главный Морской штаб, получив телеграмму французского консула о всех спасенных с эскадры и взятых в плен японцами. Всем офицерам, находившимся в Сасебо, было разрешено послать через французское посольство телеграммы и короткие письма в Россию своим родным. Позже пришла телеграмма из Японии, а затем и письмо с сообщением о том, что Павлуша переведён в глубь страны, подальше от моря…

Когда стало известно об уничтожении русского флота при Цусиме, Организационное бюро земских съездов созвало на 24 мая общее собрание в Москве. Ремизов вернулся оттуда поникший, и Александра Николаевна не могла даже припомнить, чтобы ей доводилось видеть его в таком состоянии.

– Ещё в ноябре мы были единым русским земством, – рассказывал он, но речь его, обычно плавная и величавая, едва не скатывалась в причитания. – Теперь мы так разошлись, что съезд назвали коалицией. Боже мой! Какие безумцы. Никто не задумывается, каким русским институтам предстоит переродиться в европейские учреждения. Об этом предпочитают молчать даже историки! О прошлом стараются забыть, как о дурной наследственности. Об исторической преемственности никто больше и слушать не желает. Петрункевич так прямо и сказал: "Если мы вздумаем рассуждать о внутренней политике, тотчас расколемся. Поэтому лучше и не начинать". Смотрят на Россию как на какую-то tabula rasa, на которой в известный момент собираются строить новый строй по последним рецептам теории. Вообразите, всерьёз собирались всем гуртом ехать к царю в Петергоф. Ведь еле отговорили. Но что бы сделало это народное представительство в настоящих условиях? Экспроприировало бы яхту "Штандарт" и на ней отправилось бы восстанавливать честь Рожественского?