– Слишком много ненависти накопил в своей душе этот человек, – глухо отозвался Лантене. – Взрыв ее станет фатальным для этого человека.

Мы не замедлим объяснить, какое плачевное стечение обстоятельств столкнуло одного с другим: графа де Монклара, с одной стороны, и Лантене – с другой; оба – дышащие взаимной злобой, грозные, непримиримые.

Закрыв лицо руками, Лантене ненадолго задумался. Потом он покачал головой…

– И как же ты оттуда вышел? – спросил он.

– О, это целая история! Я расскажу ее тебе, – ответил Манфред, копаясь в шкафу, где хранилось съестное, и вытаскивая оттуда по очереди паштет, хлеб, бутылку вина – словом, составные части своего обычного завтрака, коим он и занялся с огромным аппетитом.

– Так! Теперь давай поговорим! – обратился он наконец к другу. – Скажу тебе, что у меня будет серьезное рандеву…

– Дуэль?

– Что ты!

– Женщина?

– Ох! Не говори мне о женщинах, дорогой.

– Тогда что же?

– Встреча с королем Франции в Лувре. Я должен бросить ему в лицо перед всем его двором. Что он трус и подлец.

– Ты с ума сошел, Манфред.

– И с этой целью я сегодня же вечером отправлюсь в Лувр… Пойдешь со мной?

– Если ты видишь какую-нибудь пользу от того, что сегодня вечером нас убьют, то, конечно, пойду… Но сначала хоть расскажи поподробнее, что же с тобой приключилось.

Манфред начал во всех деталях описывать свои ночные скитания.

– Ну, – спросил он, закончив рассказ, – пойдешь со мной? Заметь, что впервые в жизни я вынужден повторить подобный вопрос.

– Манфред, – сказал Лантене, – прежде всего я должен спросить, до какой степени ты мне доверяешь?

– А разве нужны доказательства? Я верю в тебя даже больше, чем в себя самого. Ну, а теперь говори.

– Хорошо. Я прошу тебя отправиться в Лувр только через некоторое время. Я назову тебе день.

– Твое требование гораздо тяжелее ожидаемого мною. Но поскольку прежде ты предательски воззвал к моему доверию, я соглашусь подождать.

– Спасибо, брат! – воскликнул с искренней горячностью Лантене. – Обещаю, ожидание будет недолгим… Но это еще не все… Поклянись мне, что не выйдешь отсюда до того самого дня.

– Что касается этого, даю слово. Что ж! Буду скучать… Не знаю, что мне здесь делать… Придется, видимо, спать круглые сутки… Да, так-то вот… Это самое подходящее занятие, когда…

Он запнулся. Лантене закончил за него:

– Когда страдаешь любовной тоской!

– Кто тебе это сказал? – возмутился Манфред.

Лантене взял его за руку:

– Это плохо, Манфред… Ты скрываешь от меня свои трудности…

– С чего ты взял, что у меня есть трудности? Ах да! Разве я перестал быть рыцарем, сражающимся на парижской мостовой, включая самые отдаленные закутки с дурной славой? Или я перестал быть прилежным клиентом сладчайшей мадам Грегуар и отважным почитателем ее маленького Сюрене, которого она держит в своих белых пухленьких ручках! Да здравствует мадам Грегуар, черт побери! И если надо добавить пару вершков к великолепным украшениям, которые я вырастил на голове наипревосходнейшего месье Грегуара, то только для того, чтобы развеселить тебя, Лантене, я сделаю этого добродушного супруга десятиногим. Трудности! Посмотри-ка на меня! И признайся: разве я не все тот же завзятый гуляка, кошмар добропорядочных буржуа, хитрый заяц, ускользающий от господина главного прево, проклятый монахами, оплеванный священниками, любимый женщинами, внушающий страх мужьям, умеющий заставить звенеть свой добрый клинок и вволю звонко смеяться… разве, наконец, я не тот, кого мэтр Алькофрибас[14], мэтр над мэтрами, князь философов, король мудрецов, великий насмешник, называл в знак дружбы и искренней привязанности мессиром Жаном Зубодробителем!