— Если вам жарко, то можно потушить камин, — тихо предлагаю я и опускаю взгляд.

Мне и самой душно, и между лопаток скатывается капелька пота.

— Открой ротик, — шепчет Урош, и я поднимаю взгляд.

Я, признаюсь честно, не кусок пиццы у рта ожидала, потому что тембр у Уроша — вибрирующий, глубокий и требовательный.

— Открой ротик, — он скалится в белоснежной улыбке. — Нам важно накормить самочку, чтобы соблюсти приличия.

Выбора у меня нет. Я откусываю уголок остывшей пиццы с кусочком ананаса под цепкими взглядами и медленно жую.

— Я могу сама, — проглатываю и нервно облизываюсь.

— Нет, не можешь, — моих губ касается край запеченного теста, — смелее, Мила.

Творящееся безумие можно с натяжкой назвать гостеприимством, ведь меня кормят с рук. Принимаю решение побыстрее расправится с куском пиццы, поэтому стискиваю запястье Уроша и торопливо пожираю угощение большими шматками. Почти не жую.

— Какая ненасытная девочка… — одобрительно урчит Урош, — прелесть.

Мой рот доходит до корочки, и губы касаются пальцев, что удерживают ее. Я поднимаю взгляд и отшатываюсь под приступом дрожжи. Мне кажется, что ухмыляющийся Урош ждал, что я оближу его пальцы. Мысль слишком явственная и будто чужая.

Надо мной со стаканом воды нависает Горан, который, видимо, решил не оставаться в стороне от гостеприимства. Я шумно глотаю размякшее тесто, и он подносит бокал к моим губам.

— Но я могу сама, — слабо попискиваю я.

— Нет, не можешь, — пропускает мои волосы на затылке сквозь пальцы и в следующее мгновение сжимает кулак, запрокинув лицо. — Пей.

И я пью. Маленькими глотками. Часть воды стекает по щекам и подбородку и холодными струйками обжигает шею. Взора не могу отвести от черных и злых глаз, и конечности мои тяжелеют.

Горан со стуком оставляет опустевший стакан, выпускает из стальной хватки волосы и отступает. К креслу шагает Йован и с улыбкой, что напугала бы и серийного маньяка, вытирает мое лицо и шею платком.

— О, милая, — говорит он, с печалью глядя на темные мокрые пятна на моей груди, — так дело не пойдет. Снимай.

Не дождавшись от меня ответа, прячет платок в карман брюк и тянет толстовку за капюшон:

— Руки.

Вскидываю руки, потому что не могу воспротивиться его глухому и урчащему приказу. Когда моя голова скрывается за плотной тканью, я хочу закричать, потому что на секунду я дезориентирована темнотой.

— Тихо, — шепчет Йован и одним рывком освобождает меня из удушающего плена.

Отбрасывает толстовку в сторону, а я вжимаюсь в спинку кресла, съежившись под напряженными взглядами. Мне очень повезло, что я сегодня решила надеть не только мешковатую и теплую кофту с капюшоном, но тонкую маечку и футболку, которые к моему большому ужасу тоже промокли.

— Мы еще не закончили, — Йован с легким укором смотрит на меня. — Мы бы не хотели, чтобы ты простыла.

— Определенно, — тихо соглашается Урош, вперившись взглядом в мою грудь.

— Мы же о тебе заботимся, милая Мила, — хмыкает Горан, — ночи тут холодные и можно подхватить воспаление легких.

6. Глава 6

Я не успеваю даже пискнуть, как Йован подхватывает меня за подмышки и поднимает, глядя в глаза. Мои ноги не касаются пола, а сама я в его руках как тряпичная кукла. Я прикладываю к бородатому лицу ладонь, и вместо пощечины у меня выходит ласковое поглаживание. Поросль на лице Йована густая и жесткая, и я думаю о том, что при поцелуе мне будет щекотно. Я чувствую терпкий и едкий запах виски.

Зрачки Йована расширяются, будто он прочитал мои мысли. Я сипло и с присвистом выдыхаю, хотя планировала сказать, что он не так меня понял и нечего тут лезть в чужую голову. Язык меня не слушается, тело как мешок с горячим песком, а конечности — неуправляемые ветки.