Потом, когда она уже спать собиралась, в дверь комнаты тихо постучал отец. Вошел, глянул на нее настороженно:

– Не спишь еще? Я на минутку…

– Да, пап, входи.

– Ну вот… Опять у тебя лицо насквозь проплаканное. Будет тебе, доченька, будет… Ну, уехал и уехал, подумаешь…

– Да, уехал. Но он вернется, пап. Я знаю, что он вернется.

– А ты бы не ждала, доченька, мама права. Ждать да догонять – самое неблагодарное дело. И знаешь, что я тебе хочу сказать… Это ведь у всех так получается, что первая любовь всегда печальной выходит… Оттого потом всю жизнь и поминаешь ее с болью в сердце. Надо смириться, дочка. Не горюй и не жди. Вчерашний день не догонишь…

– Он вернется, пап. Он должен вернуться.

– Ну, заладила… А я вот хотел тебе про свою первую любовь рассказать… Тоже ведь мучился, тоже ждал, что вернется… Так и не дождался.

– А я дождусь! Потому что я знаю… Я верю… Он любит меня… Он обязательно должен вернуться, пап! Иначе…

– Что иначе, Настена? Почему ты замолчала?

– Ничего, пап. Все хорошо. Иди, я спать буду ложиться.

– Что ж… Спокойной ночи, доченька.

– Спокойной ночи, пап!

– …Да ты что, Настька, не понимаешь? Он же сбежал! Он же просто кинул тебя, Настька! Это ж ясно как божий день!

Оля смотрела на нее, выпучив глаза от ужаса. Она ничего не могла ей ответить – каждое слово любимой подруги било наотмашь, отдавалось болью где-то внутри. Даже вдохнуть воздуха трудно было, не то что ответить…

– Ну что ты молчишь, Настька?! Не молчи, скажи что-нибудь! Ну?!

– Я… Я не знаю, что сказать, Оль… Я просто не верю, и все…

– Чему ты не веришь? Что он сбежал? Что бросил тебя?

– Но он не мог, Настя, не мог… Он же сказал, чтобы я не волновалась, что он все решит…

– Ох… – только и могла всплеснуть руками Оля. – Ну и дура ты, Настька… Наивная дура… Тебе что, пятнадцать лет, что ли? Тебе же почти семнадцать, голова по-другому должна соображать! Ой, да сейчас и пятнадцатилетней девчонке трудно такую лапшу на уши навесить, о чем я говорю! Ну как ты не понимаешь, Настька, как ты не понимаешь…

– Я все понимаю, Оль. Но ты же не знаешь Никиту… Ты же не можешь судить…

– Да я и не сужу. И незачем мне знать твоего Никиту, чтобы правильные выводы сделать из его поведения.

– Оль, но у него же мама заболела! Он вынужден был уехать, понимаешь?

– Да? А почему тогда не позвонил ни разу, как уехал?

– Да он телефон уронил в бетономешалку…

– Насть… Ты что, совсем ничего не соображаешь, да? Ага, телефон в бетономешалку… Смешно…

– Но мне Боб так сказал! Бригадир!

– А что еще тебе Боб сказал? Что Никита – внебрачный сын миллиардера и что приедет за тобой на белом лимузине? Неужели ты и впрямь ничего не понимаешь, Настька? Твой Никита договорился с этим Бобом, обсудил с ним всю эту лапшу, которую тебе повесили на уши, и сбежал в тот же час… И про больную маму договорились тебе навесить, и про телефон… А на самом деле он просто сменил симку, и все! И мама жива-здорова, и проблемы никакой нет! Тебя просто устранили, как большую проблему, Насть… Неужели ты сама не понимаешь?

– Оль, не надо… Не надо, прошу тебя… Мне так больно все это слушать, Оль…

– Да я понимаю, что больно. Правда, она всегда больно воспринимается. Ладно, не буду больше… Давай лучше подумаем, что делать теперь… Надо родителям сказать, Настька.

– Родителям?! Да ты что? Нет, только не это… Я представляю мамину реакцию, ты что…

– Ну да, это ж понятно… Реакция будет соответствующая. Но все равно ведь она когда-нибудь будет, если станешь молчать… Все ведь наружу вылезет… Лучше сейчас сказать, Настька! У мамы связи есть, она тебя в город в больницу отвезет…