– Значит, на то божья воля. А если довезем да окрестим, все изменится. Кроме как на Бога, не на кого нам теперь уповать.
Фекла пригнала лошадь с дровнями. Закутали как могли ребенка в новое пуховое одеяльце, и бабы поехали за десять верст в ближайший приход.
Пурга мела, ни зги не видно. Таисия несколько раз и сама с жизнью прощалась, да и сомнения ее брали, а дышит ли ребеночек, но до прихода добрались.
Отец Ферапонт совершил обряд, прочитал молитвы, положенные по этому поводу.
– На все воля Божья, дочери мои. Молитесь, и снизойдет к вам Господне благословение.
Уже по дороге домой вдруг выглянуло солнце. И Колька не орал как оглашенный, а тихо сопел в одеяльце.
– Че, Тайка, живой? – окликнула Фекла.
– Спит, – с теплой улыбкой ответила сестра.
С этого дня ребенок начал и есть хорошо, и тельце налилось. Правда, неспокойным все ж остался. Да это уж и ничего. Главное, на поправку пошел.
– Сергей, к родителям моим, что ли, пойдем?
– Так и я предложить хотел. Что бы без телки-то сейчас делали? Подспорье-то немалое.
Таисия нарядилась сама, достала вышитую собственноручно рубашку для Сергея, еще раз оглядела свою семью.
– Ну что, с богом.
Мелеховы новую семью увидели издалека.
– Отец, гляди-к, никак Тайка со своим семейством! – закричала на всю избу Настена.
Яков поначалу растерялся. Год не виделся и не разговаривал с дочерью. Сильно он осерчал на нее, обиду затаил. Но в душе все равно оправдывал.
– Ничего, жилистая, вытянет. Главное, решение сама приняла и не жалуется, не бежит обратно к матери плакаться.
Время от времени спрашивал за ужином у Настены:
– Как эта-то?
Настена сразу же понимала, о ком речь.
– Я почем тебе знаю, – для виду отвечала по первости она.
– Цыц, тебе говорю. Еще ваньку тут валять мне будешь. Говори, чего знаешь.
Настене становилось обидно. И она скучала по дочери, и повидаться охота было, и сердце болело. Но поперек мужа пойти она не могла. Решение принято, и оно для всей семьи. Жена должна мужа поддерживать во всем. И раз он решил так – закон.
С Тайкой общалась только Фекла. Она уже жила отдельно и прямого отношения к семье не имела.
– А мне что, – говорила боевая сестра, – вы ее вычеркнули, вы с ней и не общайтесь. А мне она сеструха. Негоже родни сторониться, сами учили.
Аксинья и Устинья со своими мужьями жили далеко. А Серафима (они с Тайкой были погодками) также ослушаться родителей не смела.
– Фекла что сказывает? – повышал голос отец.
Мать, насупившись, отвечала:
– А че, ничего. Живут. Он на МТС. Куда пошлют, на своем тракторе и прется. От зари до зари. Вроде на какое пропитание зарабатывает. А Тайка огородишко разбила, да Фекла вроде курей ей подбросила, чтобы та с голодухи-то не опухла. Евдокия, свекруха, подсобляет, ежели че с мальцом. Только какой с нее прок? Болеет она. Так только просто придет да за мальцом поглядит, пока Тайке куда отбежать. Свекруха, она не мать, – с горечью закончила Настена.
– Тайка, Тайка. Надега наша. Чего учудила!
– Чего учудила. Может, Бог ее сберег, – Настена впервые произнесла то, что крутилось в голове и у Якова, да и у всей семьи.
Отец Тимохи Субботина, Михаил, не выдержал пришедшей вдруг в деревню коллективизации. Не нашел общего языка с новой властью да подался с сынами в леса. Там, как люди сказывали, организовал банду да начал лютовать. Оно и его понять можно. Только что бы с Таисией сталось при таком-то раскладе? Вопрос.
Не просчитал что-то в этой жизни Яков. А как тут просчитаешь? Власть новая то один указ напишет, то другой. То дружит она с кулаками, то их истребляет. То за советом идет, то в лагеря высылает. Разве что тут поймешь? Проблема. Да и сам Яков запутался. Может, и правильно Тайка убегла. К ей теперь не прицепишься. Муж – механизатор. Курсы закончил, еще вроде, люди сказывают, и руки золотые. Оно, глядишь, и для Мелеховых когда послабление выйдет. Все ж таки зять из самых что ни на есть бедняков. Может когда и Евдокию-прачку к себе в гости позвать да стопочку с ней распить. Нужно Настене-то подсказать.