– Мама так волновалась, что мы потеряемся, папочка, так волновалась, не ела аж всю дорогу, – Наташа, как всегда, сразу начала выдавать все и вся. – Пап, а кукла? Ты куклу не забыл купить?

– Николай, – Ковалев протянул руку Лопухову. Володя отметил крепкое рукопожатие, открытый взгляд, хорошую улыбку.

Да нет, хороший человек этот Ковалев. И Тамара смотрит на него с такой любовью, даже немного завидно. Ну что делать, опять счастье просвистело мимо. Лет уже сорок, а из семьи одна мать. Значит, его счастье еще впереди.

– Мы вам поможем донести вещи.

– Ни в коем случае! У вас своих достаточно. Мы сами. – Было понятно, Ковалевым хотелось поскорее остаться одним.

– Как скажете. Рады были знакомству. Если позволите, как-нибудь позвоню, удостовериться, как поживает маленькая лапушка. У вас очаровательная дочь.

Николай расплылся в улыбке и прижал к себе Наташу.

– Конечно, запишите наш телефон. Только вчера номер получили. Вот, вам первому даю, – и Ковалев продиктовал номер.

Тамара, счастливая, стояла рядом.

– Давайте прощаться, и спасибо вам за все!

Она расцеловалась с Авдотьей Никитичной, пожала руку Владимиру.

Володя присел на корточки рядом с Наташей.

– Не забудешь старого генерала?

– Не забуду! – громко сказала Наташа. – Вы к нам в гости почаще приезжайте, чтобы я вас не забывала! – Взрослые улыбнулись, дети умеют разрядить обстановку, сделать ее непринужденной.

– Ну а какой подарок тебе привезти? Тоже куклу?

– Нет, кукла у меня есть! Мне папа купил. А ты купи мне гитару!

– Господи, Наташа, а это еще откуда? Какая еще гитара! И почему «ты»? Володя, простите нас. – Но девочка так рассмешила всех своей просьбой, что Тамариных извинений уже никто не услышал.

Лопуховы ушли первыми. Шофер нес их чемоданы, Володя аккуратно вел под руку Авдотью Никитичну.

– Ну что, дорогие мои москвичи, поехали домой! – Николай был скуп на ласки, на сантименты. В их отношениях не было сюсюканий типа «котик» и «пусик», не было частых слов любви и поцелуев напоказ. Но было что-то настоящее, понятное только им. Тамара верила своему мужу, она знала, что он такой. И другого у нее не будет никогда. Ну а то, что жесткий? Ну так и занимает ответственную должность, и устает. И в родительской семье к таким отношениям не приучили, и характер такой.

Собственный отец его уже называл не Колька, а Николай Сергеевич. Ковалев только похохатывал: «Ну что, значит – уважает. Так это неплохо. Может, мать колотить перестанет!»

Это уж колотить! Как могла не поставить конец этим странным отношениям такая могучая женщина, как Тамарина свекровь, Таисия Яковлевна, Тамара понять не могла. Однако ж так и было.

Может, жесткость Николая была вопреки вот такой родительской мягкотелости? Трудно сказать. Но вот сегодня на вокзале ее Коля не боялся показать своих чувств. Он был таким, каким бывал, только когда они оставались наедине. Или в своих письмах к Тамаре. И Тамара знала – это настоящее. И это только ее. Только их с Колей тайна, их любовь.

Николай навьючил на себя тюки с вещами, Тамара взяла за руку Наташу, в свободную руку ковер, и они пошли по перрону.

Домой.

Вслед им оглядывались. Было видно, наконец встретилась счастливая семья.

Николай готовился к приезду семьи. Купил нехитрую мебель, стол, шесть стульев, диван и кроватку для Наташи.

Тамара смотрела и не верила. Пятиэтажный дом. Да в их Алымске самый высокий дом – трехэтажный. А она будет жить в таком высоком доме. Да еще и на пятом этаже. Мыслей о том, что высоко, неудобно, не было. Даже и в голову не приходило. Что значит без лифта? А что такое лифт? И что у нас, ног, что ли, нет? И потом, в квартире свой туалет! На улицу больше бегать не надо. Ни в жару, ни в мороз. Это их квартира! Московская!