А какой у нас сегодня день? То есть, ночь? Я не знаю… Но помыться явно не получится. Эська протянула мне кусок тонкой ткани, который смочила жидкостью из вытянутого высокого флакона. В воздухе запахло травами, и в их букете я почувствовала аромат лаванды. Ого, здесь есть лаванда! Здорово! Надеюсь, это спиртовой раствор… Потому что натянуть на себя чужое платье… Ай, всё равно уже, я три дня носила чужое платье, неизвестно с кого снятое!
А ещё у меня есть проблемка.
Как переодеться, спрятав от Эськи чёртову метку?
В лучших традициях русского человека я тянула до последнего. Ме-е-едленно расстёгивала пуговички, ме-е-едленно стаскивала рукавчики, ме-е-едленно разоблачалась… Но нетерпеливая девчонка со вздохом выбешенной мамочки просто сдёрнула с меня заскорузлое старое платье, а заодно и длинную рубашку, которая пахла кухней и тюфяком. И тюрьмой. Ахнув, я попыталась прикрыться, бросила взгляд на грудь.
Метки не было.
Буквально час назад она мне тут душу выжигала, а теперь исчезла? Зараза магическая! Нет, это, конечно, очень хорошо! Но блин!
Всё это вот для этого?
Чтобы я попала в королевские покои через кухню?
Нет, решительно не понимаю логики этих странных магических искр. Ну да ладно. Что с них взять… Надо одеваться.
Рубашку мне подали гораздо более тонкую и изящную, чем тюремную. После обтирания лавандовым раствором я почувствовала себя гораздо чище, хотя и знала, что это лишь видимость. Потом Эська помогла мне натянуть платье, приговаривая при этом:
— Тебе и корсет не нужен, вот радость! Возилась бы сейчас, затягивала…
Да, корсет я бы точно не выдержала… Спасибо фитнесу и здоровому питанию, что талия у меня гораздо тоньше, чем у королевы! С удовольствием огладив узкий лиф, который девочка зашнуровала сзади, ответила:
— А мне идёт!
— Ещё бы не шло, — фыркнула она. — Платье за восемьдесят лирринов!
— Которое надевают, чтобы копаться в земле! — парировала я, совершенно не представляя, сколько это — восемьдесят лирринов.
— Это самое дешёвое из платьев королевы, — задрала нос Эська. — Конечно, тебе на кухне не заработать столько и за год!
— Как будто ты тут получаешь больше!
— Я ничего не получаю, — она покачала головой, — но зато меня выдадут замуж за влиятельного человека с аристократическим происхождением! А тебе светит только конюх!
Да они сговорились тут все — выдавать меня замуж за конюха?! Я этого конюха и в глаза не видела, даром мне не нужно такое чудо! В самом деле, зачем мне конюх?
«Зачем нам конюх? Нет, конюх нам не нужен! Что я, лошадь?»
— Я вообще замуж не собираюсь выходить, — сообщила Эське, с наслаждением наблюдая, как у той упала челюсть. Девочка пялилась на меня, как на призрак отца Гамлета, а потом проблеяла:
— Как это? Совсем-совсем?
— Совсем.
— Но… Замуж же обязана… Если прикажут!
— Не обязана.
— Ты странная, — призналась девочка.
И смотрела на меня с испугом и некоторым уважением, пока мы возвращались в покои королевы. Эх, надо было сказать Эське, чтобы не трепалась налево и направо… С этих станется обязать.
Кисуня на моих руках завозилась, больно царапаясь коготками, и я спросила у неё:
— Что такое, чего ты хочешь?
Или есть, или в лоток.
Кстати, а где кошкин лоток? Нигде не видела… Если они держат Кисуню в покоях, значит, писает она не в травку…
А куда?
Естественно, все тряпки и диваны будут вонять мочой, надо же котёнку куда-то сливать!
— Простите мою дерзость, Ваше Величество, — с лёгким оттенком иронии в голосе спросила я, когда вошла обратно в салон, — а где лоток вашей дии?
— Что ты сказала?
Королева повернулась ко мне от кофейной чашечки и уставилась непонимающе. Я повторила терпеливо: