Она снова взглянула на Дэна. Он неплохо выглядел, ее супруг. Ее всегда это волновало – приятно щекотало, вернее сказать.

Она думала: он изменил мне, попробовал, как это делается. Это было страшно. Нереально. Ей захотелось снова включить телевизор и сделать вид, словно ничего не произошло. Вспомнилось: надо отутюжить юбку на завтра. Надо составить список подарков на Рождество.

– Ничего серьезного, – повторил он. – Так, глупое ночное приключение.

– Не говори так!

– Ладно.

– Как это пóшло!

Он умоляюще взглянул на нее. Под носом у него застыла капля томатного соуса.

– Ты соусом испачкался, – мстительно произнесла она. Его вина вдохновляла ее, убеждала в том, что она совершенно, безусловно права. Он был преступником, она – полицейским. Плохим полицейским. Из тех, которые хватают преступника за рубашку и изо всей силы шарахают его о стену. – Зачем ты мне теперь это рассказываешь? Только чтобы чувствовать себя лучше?

– Не знаю. Я долго колебался. А когда ты сказала, что хотела бы знать правду…

– Я говорила об Элли! Я смотрела телевизор! Я ужинала!

– Так ты не про себя…

– Нет, конечно! Хотя теперь уже все равно поздно.

Несколько секунд они сидели молча, и вдруг ей захотелось разрыдаться, как пятилетней девочке в песочнице, ведь она считала Дэна другом, самым близким другом.

– Зачем? – надтреснутым голосом произнесла она. – Зачем ты это сделал? Не понимаю, с чего вдруг…

– Сам не знаю. Правда, не знаю.

Друзья, что ли, научили его так отвечать? «Говори ей, что сам не знаешь и что ничего такого не было. Они все только это и хотят слышать».

Если бы она снималась в «Школе медиков», по ее щеке медленно и трогательно скатилась бы единственная скупая слеза. Она же сейчас издавала странное пыхтение, будто бежала.

– Не бери в голову, пожалуйста. Кэт, детка…

– Ничего себе – не бери в голову!

Дэн нежно взял ее руку в свою. Она сердито оттолкнула ее:

– Не трогай меня, ты!

Они в ужасе посмотрели друг на друга. Дэн был белым как полотно. Кэт трясло от страшного открытия: он же трогал эту женщину, которую она никогда даже не видела. И трогал ее не просто по-дружески. Он, конечно же, ее целовал. И делал все остальное, что обычно понимают под словом «секс».

– Ты снимал с нее лифчик?

– Кэт!

– В смысле, ясно же, что лифчика на ней не было. Я только хочу знать: она сама его сняла или ты постарался? Ты протянул руку ей за спину, пока вы целовались, и расстегнул его? Трудно было? Сложная была застежка? С ними не сразу разберешься, правда? Ты уже давненько над такими не пыхтел. И как у тебя получилось? Вздохнул с облегчением, когда наконец закончил?

– Пожалуйста, перестань!

– И не подумаю!

– Ладно, снял я с нее лифчик, снял! Но это была ерунда. Я выпил. Ничего похожего на то, что было у нас. Не…

– Ерунда, да. Понятно… И какую же ерундовую позу ты выбрал?

– Кэт, ну пожалуйста…

– У нее был оргазм?

– Хватит…

– Ах, дорогой, не волнуйся ты так. Я уверена, что был. У тебя же такие надежные технологии. Я уверена, она оценила их по достоинству.

– Кэт, я тебя умоляю – замолчи, – с дрожью в голосе произнес он.

Она отерла пот с пылавшего лба.

Она чувствовала себя уродиной. Да и была уродиной. Она нащупала прыщик на подбородке. Подкраситься! Ей нужно немедленно подкраситься! Ей нужен хороший макияж, полный гардероб одежды, парикмахер-стилист и кондиционированный воздух. Вот тогда ее и окатят чистые, прекрасные волны горя, как звезд любимой «Школы медиков».

Она поднялась и взяла со столика обе тарелки.

В горле начало нестерпимо зудеть. Аллергия… Только ее сейчас и не хватало! Она поставила тарелки обратно на столик и чихнула четыре раза. Перед каждым чихом она закрывала глаза, и услужливое воображение тут же рисовало ей, как спадает бретелька лифчика.