Лин подняла голову и увидела свою падчерицу Кару. Та в притворном ужасе втянула щеки, изображая сердитую родительницу.

– Я думала, ты ушла. – Лин почувствовала неловкость оттого, что девочка застала ее за таким гангстерским делом.

Обычно она не бросалась словами вроде «сволочь». Честно говоря, ругалась она только на тараканов или сестер.

– Убегает! – заметила Кара.

Лин взглянула на пол и увидела, как таракан устремился по плиткам к микроскопической трещине под раковиной. Несомненно, теперь он будет жить долго, счастливо и произведет на свет тысячи чудесных коричневых маленьких тараканчиков.

Лин встала и посмотрела на часы. Было ровно девять.

– Не опаздываешь?

Кара преувеличенно тяжело вздохнула, показывая, что еще одного дебильного вопроса она не выдержит.

– Так не опаздываешь? – повторила Лин, не зная, как выйти из положения.

– Лин, Лин, Лин… – печально покачала головой Кара. – И что мне с тобой делать?

Каре было шесть лет, когда Лин увидела ее впервые. Тогда это была образцово-показательная маленькая девочка с заколками-бабочками в курчавых черных волосах и с тонкими ручками, на которых позвякивали блестящие розовые браслетики. Самым ценным ее достоянием был необыкновенного размера пенал, который она называла сумочкой для рукоделия; в нем лежали блестки, клей и короткие пластиковые ножницы. Лин получила привилегию пользоваться сумочкой для рукоделия, и они проводили целые воскресенья за изготовлением всяких штучек из картона и цветной бумаги. Когда у Кары все-таки появились другие интересы, Лин упорно держалась за старое, предлагая идеи для все новых проектов. Сдалась она в тот решающий и постыдный день, когда Кара торжественно вручила ей сумочку для рукоделия и произнесла: «Можешь теперь делать с ней что хочешь».

Теперь Каре было пятнадцать лет; она выпрямила волосы и начала густо подводить глаза черным. Бывали дни, когда она часами напролет сидела на балконе, зевая во весь рот, как после многочасового перелета. Бывали дни, когда она вся оживлялась, глаза у нее загорались и она выглядела маниакально счастливой. Самой ценной вещью сейчас у нее был мобильник, гудевший в любое время дня и ночи, когда приходили сообщения от ее друзей.

Кара, открыв дверцу холодильника, застыла перед ним, отведя одну ногу в сторону. Она долго смотрела, покачивала дверцей, а потом неожиданно спросила:

– Ты когда потеряла девственность?

– Не твоего ума дело, – отрезала Лин. – Есть хочешь? Завтракала?

Кара с воодушевлением обернулась:

– Поздно, да? В смысле, когда уже стыдно в этом признаваться? Почему? С тобой что, никто не хотел спать? Не стесняйся. Мне ты можешь рассказать все!

– Яблоки вот хорошие. Съешь яблоко!

Кара взяла яблоко, захлопнула дверцу и плюхнулась на стул.

– А с кем у папы был первый секс? С мамой, как думаешь?

– Не знаю.

Кара хитро, искоса посмотрела на нее, откусывая яблоко:

– Я планирую потерять девственность к концу следующего года.

– Неужели? Молодец.

Лин не особенно волновалась насчет Кары и секса. Девушка была крайне привередливой и легко выходила из себя даже по мелочам. Не далее как вчера вечером Майкл сказал за обедом: «Лин, я хочу тебя немного поэксплуатировать», и Кара просто взорвалась, закрыла лицо рукой и взяла с него торжественную клятву никогда и ни за что не говорить такие ужасные слова, как «поэксплуатировать».

Конечно, ей не может быть интересно что-то такое низменное, как пенис.

Лин открыла посудомоечную машину и начала споласкивать посуду, оставшуюся после завтрака. Из-за шокирующей новости об измене Дэна вчерашняя встреча с Кэт и Джеммой затянулась и продолжалась часа на три дольше, чем предполагалось. А это значило, что сегодняшний список дел удлинился. В половине шестого утра она была уже на ногах.