Керимов хмыкнул:

– Могу предложить работу. Тебе и твоим специалистам, но учти, за привлеченных тобою людей ты будешь нести полную ответственность. Вплоть до… – Ребро широкой ладони прошло по горлу.

– Ого! Как у тебя строго!

– Строго, но оно того стоит, и оплата соответствующая. Работы будет навалом.

– Такое чувство, что ты меня вербуешь. – Ярослав хохотнул и подавился смехом, наткнувшись на серьезный взгляд гостя.

– Не вербую, упаси господи! – Илья поднял вверх обе ладони. – Но предупреждаю, если не желаешь работать у меня в подчинении, то об услышанном сегодня – ни слова. Я не замешан ни в каких шпионских играх, поверь, но с меня с самого могут спустить шкуру за разглашение секретных материалов.

– Даже так?

– Так, Ярый, так. Ты подумай, покумекай, можешь собрать списочек безбашенных лингвистов, которые ради новых знаний готовы маму удавить, и подкинь мне. – Илья Евгеньевич хлопнул себя по коленям, сгреб с журнального столика диктофон и поднялся с кресла. – Засиделся я у тебя, пора честь знать.

– Как с тобой связаться?

– Мой номер должен был остаться у тебя в мобиле.

Хозяин хлопнул себя по карманам:

– Твою… – выругавшись, он бросился в прихожую.

Через несколько секунд до гостя донеслись великорусские маты. Не зря школьный друг пошел в лингвисты-филологи, специфическое образование добавило словам изюминки.

– Что, старый кобелина, ушла твоя зазноба? – поддел Илья Евгеньевич казанову.

– Иди ты. – Казанова вяло махнул рукой.

– Бывай. – Илья пожал руку хозяина.

– И тебе не хворать.

Ярослав, выглянув в окно, проводил взглядом массивную фигуру незваного гостя до арки. Неожиданно на столе задребезжал мобильник.

– Слушаю, – рявкнул Копылов в трубку.

– Добрый вечер, Ярослав Петрович. Можете говорить на несколько тонов тише, я не глухой. – У поименованного по имени-отчеству засосало под ложечкой, голос товарища из Конторы Глубокого Бурения[1], будь он трижды неладен, не забылся и через два десятка лет. Ох, Илья, говоришь, нет шпионских игр? Какое-то шестое чувство верещало во всю глотку, что неприятности только начинаются. – Ярослав Петрович…

– Да?

– Мы бы настоятельно рекомендовали принять предложение школьного друга.

– Я подумаю.

– Не надо думать, прошу отнестись к нашим рекомендациям со всей серьезностью. – И собеседник отключился.

Копылов с минуту смотрел на потухший экран мобильника, на котором не высветился номер оппонента. Вот и аукнулись грехи молодости, трубка со всего маху врезалась в диван, жалобно звякнула о ножку журнального стола отлетевшая от телефона фенечка.

– …мать…мать…

* * *

Выйдя от знакомца, Илья Евгеньевич поймал такси, бросил водителю:

– Гостиница «Измайлово».

– Полторы тысячи, – сверкнув золотым зубом, ответил таксист.

– Совсем охренели, тут ехать-то!

– Меньше чем за штуку не поеду. Не хочешь – вали до метро, – отрезал таксист.

– Поехали, – ежась от пронизывающего ветра, Керимов забрался в салон машины.

«Значит, неизвестный науке язык, – устроившись на заднем сиденье, думал Керимов, – сплошные сюрпризы. Откуда Оля может знать неизвестный язык? Если отринуть логику, остается принять теорию, что знания переходят ей от Андрея. Мистика какая-то. Хотя, черт его знает, в том, что там есть магия – мы не один раз убедились. Может, между ними возникла магическая связь? Брат и сестра все же. Как по-другому объяснить происходящие с Олюшкой изменения?»

Происходящие с младшей дочерью изменения пугали Илью Евгеньевича и Елену Петровну до дрожи в коленях. Мало того что за несколько месяцев дочь из веселого, беззаботного ребенка превратилась в копию старшего брата, после того как в него ударила молния, так у нее еще начал меняться цвет глазной радужки и белков. За последние два месяца вокруг зрачка появилась россыпь ярких желтых точек, белок стал голубым. Чтобы скрыть изменения, он сходил с дочкой в салон-магазин «Оптика» и приобрел мягкие контактные линзы светло-зеленого цвета и солнцезащитные очки. Часто Ольга не желала носить линзы, но детские «зеркалки» никогда не забывала.