- Разведка значит, - поджала тогда губы бабушка.

- Чего бы она там забыла? - удивилась тогда ещё мама.

- Внешность, язык, ты её кое-чему научила... - перебирала бабушка, словно думала вслух. - И правда, лучше и не вспоминать. А то здесь аукнемся, а где и как откликнется неизвестно.

С тех пор мы о сестре молчали. А если кто и расспрашивал, то пожимали плечами и не отвечали. Поэтому и буквально две строчки, что видела сестру, что жива и здорова, были так дороги. Пусть и без имени.

Но той весной для нашей небольшой семьи война не закончилась. От Ани и вовсе не было вестей, а Тося только осенью написала, что её часть выведена из боевых действий.

- Боевые девицы у меня внучки, - хмыкала бабушка. - Матрён, а не заневестится у нас там Тося-то? Девка видная, да при погонах.

- Давно бы уже написала, если б кого встретила, - улыбалась мама после смерти отца еле заметно. - Тося не Аня, в себе не удержит.

- А если он из этих, японцев? - размышляла вслух бабушка. - Интересно, если внучка жениха с тех краёв привезёт, его как считать? Как сувенир из далёкой страны или военный трофей?

- О! Тоська ещё и заикнуться не успела, а ты уже насмешничаешь! - фыркнула я, отвлекаясь от листочков с диктантами младших школьников.

Учителей не хватало, и те старшеклассники, что учились на отлично помогали. Кто-то с чтением, кто-то со счётом. Меня просили работы проверять.

- Хочешь сказать, что она бабушкиных шуток испугается? - смеялась бабушка.- А ты не отвлекайся. Вон, заранее привыкай, раз такую работу выбрала.

Эти речи были не просто так. Я планировала после школы пытаться получить высшее образование. И рассчитывала поступить в педагогический.

- Раньше как было, читать и писать умеешь, и достаточно, уже грамотный. А сейчас вон и школы уже не хватает. Институты подавай. - Ворчала бабушка.

А потом было первое письмо от Ани. Большое, с расспросами и обещанием скоро приехать.

- Ну, всё, - вздохнула тогда бабушка. - Дождалась считай девок.

Вечером она позвала маму в свою комнату, долго ей что-то говорила и отдала ключ от своего сундука, что всегда носила на поясе. А через месяц бабушки не стало.

Сильная женщина, что из девчонки-бесприданницы смогла превратиться в ту, что удержала в своих руках непростое дело покойного мужа. Вырастила сына, дождалась его с войны, страшнее которой и вспомнить тогда было нельзя. Пережила смутное время революций и гражданской войны, достойно прошла по жизни, поддерживая невестку и воспитывая внучек. И ушла, когда решила, что дождалась возвращения птенцов в родной дом. Пусть и такого.

Для нас с мамой дом вдруг стал казаться слишком большим. Ведь отец ставил его в расчёте на большую семью. А остались только мы с мамой.

- Скоро и ты уйдёшь, - вздыхала мама, заплетая мои тëмные как у папы волосы. - И то верно, не сидеть же тебе всю жизнь у вдовьей юбки.

- Мам, я учиться. - Напоминала я.

- Учиться, да. А потом работать. Или замуж куда далеко выйдешь. И что я тогда здесь одна делать буду? С эхом перекликиваться? Хоть на постой людей пускай. - Переживала она.

- Нет! Мам, не вздумай! Не для чужих отец дом ставил! - по детски категорично заявляла я. - Ты... Тебе если плохо, то ты замуж иди! Вон, всё село ждёт, чем у приезжего похождения в твою аптеку закончатся. Я попрекать не стану!

- Вооон, оно что, - хмыкнула мама.

Осенью сорок пятого, почти под заморозки, в наше село приехали несколько семей. Мы их называли подселенцами. Отдавали им пустые дома, что остались без хозяев. А работы и без того всегда хватало. Были там два брата. Один приехал с семьёй, второй был холост. Оба после фронта. И холостому, Владимиру, как говорили на селе, мама глянулась. Вот и ходил он в аптеку. Долго ходил, а потом перестал, только при встрече где в селе, долго провожал маму взглядом.