– Веруете?
– Пока, конечно, нетверд. Но к пенсии, так чувствую, уверую. А может, и ранее.
– И что тогда?
– Перейду в монастырь. Рекомендацию мне дадут. У нас бывший командир, капитан, полгода провоевал в Чечне, вернулся – и в монахи. Сейчас уже зам настоятеля по боевой подготовке.
– С пониманием у вас люди, – сказал Ольховский.
– Не без того. Отец настоятель сам – бывший второй секретарь райкома. Так что работа с кадрами поставлена. А пока вот служу в миру. Тоже кому-то надо, верно?
– Ну, – налил Ольховский, – за ваш крест, в прямом и в аллегорическом смысле.
– Ваш также! Время грешить, и время каяться, верно? Сменюсь с дежурства – помолюсь за вас.
Нет, ну чем не золото у нас парни в ОМОНе, подумал Ольховский.
– Слушай, старлей, а если бы ты меня сегодня шлепнул по службе – ну, вышло бы так, – тоже бы потом помолился?
– Само собой. Кесарю кесарево, а Богу Богово, верно?
Проводив будущего монаха, Ольховский в большой задумчивости наведался к старпому. Колчак сидел за столом и, насвистывая сквозь зубы «Гори, гори, моя звезда», чистил разложенный на белой ветошке наган. Пять патронов стояли в рядок, как исполнительный расчет – незаполненность двух гнезд барабана слегка нарушала боевой порядок.
– Что за дума затуманила? – поинтересовался он.
– Да что-то нервы пробило, – пожаловался Ольховский.
– На предмет?
– Когда нас хватятся-то? А если – не успеем?
– Это все? Мне бы ваши заботы, господин командир. Кому мы нужны? Отсутствуем – меньше головной боли. Делегаций в ближайшее время не ожидалось – проверили. Музей, отдел культуры, мэрия и управление охраны памятников получили извещения на официальных бланках, что мы в кратковременном ремонте. Табличку с этим текстом установили на набережной прочно – нет вопросов. У начальства ничего не просим, о ЧП не докладываем – ему только того и надо. А когда они друг другу начнут слать официальные запросы, ждать официальных ответов и препираться, кому докладывать в Москву – наступит Новый год. У всех ведь одна забота – отбояриться от хлопот и ответственности. Вот если б флагман с командующим пропал – они б еще почесались… и то не сразу. Так что – гляди веселей, Петруха!
– Чего это ты такой веселый?
– Осенний воздух бодрит! Люблю осень, понимаешь. Ты нет?
И Колчак защелкнул окно барабана.
17.
Течь таки обнаружилась – в районе носовых кладовых вооружения, как по изначальному расписанию именовали третий отсек. К счастью, при капремонте придонные отсечные переборки восстановили. Теперь там плескалось за колено водички. Помпы справлялись, но учитывая хилость послеремонтного подводного корпуса идти с течью не представлялось радостным.
В таких случаях можно завести пластырь, отсек осушить, обстроить течь деревянным ящиком и забить цементом. Но по строевому штату «Аврора» укомплектована не была, посему не было цемента, хотя доски в столярке нашлись. Как вариант оставалось купить где-нибудь цемент.
Можно было наложить враспор внутренний пластырь и шлепать пока так (пока – это сколько?), но для этого нужны раздвижные упоры, а упоров тоже не было. То есть два для учений по борьбе за живучесть корабля имелись, но в одном тут же слетела резьба струбцины, а оставшегося не хватало для трех трещин меж разошедшихся листов обшивки.
Прикинули, откуда вырезать несколько кусков переборок и наварить изнутри заплаты, но идею варить по мокрому, рихтуя накладку по кривизне шпангоута, пришлось отбросить: не с их квалификацией.
– Так чего мудрить – зайдем на Череповецкий судоремонтный, – предложил Егорыч. – Там ребята вмиг заделают.