– Кто там?

А из-за двери:

– Кто в кожаном пальто! Не знаешь, что ли, что задрожали стерегущие дом, и согнулись мужи силы, и перестали молоть мелющие, потому что их немного осталось, и помрачились смотрящие в окно, и замолкли дщери пения, и зацвел миндаль, и отяжелел кузнечик, и рассыпался каперс. Отворяй!

Открываете дверь, и сразу же сквозняк – газета вылезла в коридор, посмотреть, кто пришел. И запах корицы из подъезда – уже пекут что-то в такую рань.

Муж желаний:

– Вам, собственно, что нужно?

В заснеженном тулупе:

– Дом слишком тесен, а мир слишком просторен. Сани готовы.

Муж желаний:

– Какие сани? Вы о чем?

В заснеженном тулупе:

– О том, что Демокрит отдалил, вдыхая запах теплых булок. Как ни заплетай косу девка, не миновать, что расплетать. Зажили было всласть, да пришла напасть. Служил сто лет, выслужил сто реп. Усопшему мир, а лекарю пир. Сидит живая живулечка на живом стульчике, теребит живое мясцо. Тебе что, ордер показать?

Муж желаний:

– Но это какое-то недоразумение! Должна быть какая-нибудь бумага, разрешение, указание, понятые, в конце концов!

А тот тычет в исцарапанную стену подъезда:

– Вот, здесь все написано.

Муж желаний:

– А понятые?

В заснеженном тулупе:

– А в понятые возьмем отрывной календарь, скрип новых ботинок на нечетных ступенях да мост за городом, мы мимо него поедем. Этакий Робин-Бобин, ненасытно жрущий и грязные зимние баржи, и реку с мазутной чешуей. Так что и придраться не к чему. Да закутайся получше, спозаранку морозец.

Одеваетесь, спускаетесь вниз, по мокрым следам на ступеньках – у того валенки, пока стоял в тепле, подмокли.

Идете к саням. Переступая через чью-то замерзшую рвоту, спугнули ненароком ворону – вернулась, подпрыгивая, и опять принялась за завтрак.

Муж желаний:

– Кошелек-то забыл!

В заснеженном тулупе:

– Лучше не возвращаться – пути не будет.

Лошади покрыты инеем, обросли снежными бородами.

Сели, поехали. С бубенчиками.

Мимо – еще темный город, подсвеченный снегом. Афиши сходят с заборов, шелушатся, как старая кожа. Плететесь чуть ли не шагом.

Муж желаний:

– Заснул, что ли?

И в ухо ему.

Тот – песню:

– В той степи глухой замерзал ямщик…

И оборачивается, смотрит заснеженными глазницами.

Вы ему снова кулаком в зипун, в ухо, мол, погоняй! А он и рад стараться, дурак, хлещет, свистит:

– Эх, залетные, барин на водку даст!

И мчится тройка птицей.

Выехали в снегопад, сразу облепило. Снег сперва зарябил, потом повалил шапками.

Зябко, укачивает.

Только задремали, затрясло по ледяной колоти.

Протираете глаза: переезжают сани через речку по льду. Сквозь снегопад, как сквозь папиросную бумагу – бабы из проруби черпают ведром воду, у другой проруби портки полощут.

Муж желаний:

– Это что же, братец, за интермундия?

Ямщик:

– Лета, барин! Переедем, а там уж недалече.

Муж желаний:

– Какая такая Лета? Чего врешь, дурила!

Тот:

– Иже да како не соврут никако. Это она сейчас, барин, смирная, а весной в половодье – ух! Как выйдет из берегов!

Едете, оглядываетесь, и ничего такого особенного – а разговоров-то было! И снова укачивает, убаюкивает. Кутаешься и дремлешь. Только заснешь, а уже приехали, вылезай.

А там уже очередь. Пристраиваетесь – кто тут крайний?

На ладони пишут номер шариковой ручкой. Толкаются, подпихивают. Вот стоите и ждете, когда призовут.

Кто-то лезет по сугробу без очереди, его хватают за полушубок, он отбивается. Наст хрустит, как сахар в крепких зубах.

Из дверей:

– Ну куда прешь! Не волнуйтесь, бабоньки, все по порядку будет, все как положено: сперва обвинительный, там, понимаешь, экспертиза, пятое-десятое, опрос свидетелей, прения, последнее слово, приговор, эпилог, так что нечего тут пихаться, а ну подай назад!