Однажды мама, заметив такое моё состояние, сказала папе, что это нормально в моём трудном, переходном возрасте. И главное, произнесла эти слова шёпотом, как будто она врач, а я тяжелобольная и родные интересуется у неё, сколько я ещё протяну. А папа ей возразил тогда, что возраст в котором я нахожусь, не трудный, а нежный. В смысле, очень ранимый. Несмотря на то, что мы люто ненавидим всех на свете. Я могла бы ответить этим знатокам возрастной психологии, что больше всего у нас претензий к себе, и если уж мы кого-то ненавидим, то в первую очередь, себя.

По крайней мере, ко мне это имеет самое непосредственное отношение, и я почти всё время учусь жить с этим, преодолевая себя. А это невероятно трудно, и сложней всего, что почти никогда не удаётся забыть о том, что всё плохо и расслабиться. Точнее, удаётся, но очень редко. Знаете, чего мне бы хотелось больше всего? Узнать, это пройдёт вообще когда-нибудь или нет? А может это только у меня так? Я знаю, что нет, даже чисто статистически этого не может быть. Но иногда всё же подобные мысли приходят мне в голову. Ну, типа, вдруг, я вообще психически неполноценная? Но говорить об этом я не буду. И не только потому, что не у кого. Просто о таком не говорят.

Это только на классном часе, приглашённый Лилечкой психолог вещает с широкой улыбкой, мол, приходите, мои двери всегда открыты (вообще-то не всегда, а только в рабочие дни, с девяти до четырёх).

А на деле, если даже прийти, – то вместо реальной помощи о том, как сделать так, чтобы каждую минуту тебя не разрывало и не плющило, и чтобы тебе не хотелось время от времени, но с завидной регулярностью замуровать саму себя в какой-нибудь стене или убежать на самый край света, где тебя никто не знает, и ты никого не знаешь, и всем ровным счётом на тебя начхать, – тебе дадут заполнить какую-нибудь идиотскую анкету, ответить на пятьсот вопросов какого-нибудь уродского теста и напоследок угостят отстойной лекцией на тему о том, как важно слышать и принимать себя.

Я знаю, потому что, во-первых, кое-что почитываю, как вы, наверное, уже поняли. А во-вторых, наша отличница Наташка Дёмина ходила, чтобы избавиться, как она говорила от синдрома отличницы, который мешает ей, оказывается, в полной мере наслаждаться жизнью. А я даже не знаю с чего она это взяла, потому что насколько можно заметить, самое большое наслаждение Наташка получает именно от осознания того факта, что она отличница.

То есть то, что она лучшая, по крайней мере, в учёбе, делает её почти счастливой. А если она от этого избавится, то что же останется? Мне очень хотелось прямо спросить её об этом, чтобы услышать, что она ответит.

Но потом я передумала, так как зная Наташку, на искренний, а значит, интересный ответ нечего и рассчитывать. Это маленький такой человек в футляре. Нет, ну честно. Она говорит только то, что заведомо одобряется и то, что хотят от неё услышать. Вот он синдром отличницы в действии. Никому неизвестно, что чувствует такой человек на самом деле, уверена, что даже ей самой. Вот интересно было бы взглянуть на неё, когда она спит, может хотя бы во сне она настоящая? Для неё учёба – это всё. Самое главное в жизни. И ей главное быть первой всегда. Первая, значит лучшая. А иначе проиграла. Я вот думаю иногда, когда это начинается? Наверное, довольно рано, потому что я хорошо помню, как Наташка рыдала в четвёртом классе, каждый раз, как только её команда проигрывала в пионербол! Честное слово. Плакала навзрыд так, будто ей сказали, что все её пятёрки – липовые, а потому автоматически аннулируются.