– От чего?
– От того, что, чем бы я ни занималась, я всегда занимаюсь тобой, тобой и только тобой.
– Мне не хватает тепла!
– Осенью все начинают мерзнуть.
– Я куплю тебе перчатки.
– Я же про душу.
– Что, она тоже простужена?
– Хуже – заледенела, – листала Фортуна какой-то глянец, залитый фотографиями.
– Так тем более я не вижу причин для отказа, перчатки хорошие – из кожи бизона, ты сможешь ими отшлепать меня, если, не дай бог, я к тебе охладею.
– Да хватит тебе уже дурачиться. Вот посмотри сюда, – ткнула она мой взгляд в разворот журнала. – Ты же видишь, что это абсолютная бездарность: здесь света не хватает, тут фокус не выдержан, а здесь, посмотри, ноги отрезало по колено. Нет, ты посмотри лучше вот этот! – настаивала Фортуна, так что мне тоже пришлось принять участие в их обсуждении.
– А здесь тебе что не понравилось? – проникся я парой пенсионеров, которая так мило целовалась.
– Ну как, разве ты не видишь? Линия горизонта разрезала им головы.
– Зато сюжет какой! Дожить до такой старости с такой страстью – это же песня.
– Тема хорошая, но если говорить о сюжете фотографии, то он абсолютно голый. Используйте окна, арки, ветки, чтобы обрамить сюжет. Как для мелодии, ему очень нужна аранжировка, импровизированная рамка в виде причудливых облаков, арки или ветвей деревьев.
– Ну хватит, Фортуна. Смотри на мир шире, что тебя так беспокоит чье-то чужое видение?
– Я могла бы это сделать лучше, будь я фотографом в этом издании. Ну, конечно, это же дочь, или племянница, или любовница главного редактора. Почему всегда всё каким-то родственным душам и удовлетворительницам?
– Признайся, что ты просто завидуешь, – обнял я ее за плечи сзади и прижал к себе. – Неужели тебе недостаточно, что я обожаю то, что ты делаешь? Я главный твой поклонник.
– Ничего я не завидую, – попыталась выпутаться из моего капкана она. Но, сделав усилие, я завалил ее на диван, так что она оказалась подо мной. Обхватив ладони Фортуны своими над ее головой, я посмотрел ей прямо в глаза:
– Научись мыслить глобально, смотреть на вещи просто, примерно как сейчас на меня.
– Хорошо. Я красивая?
– Да.
– И вредная?
– Да, ты из тех привычек, что не бросают.
– Я хочу простыми видами, предметами заставить работать подсознание людей, понимаешь? – отвела она глаза от моих, чтобы дать пространство своей мысли. Делая это подсознательно, она ясно давала понять, что хочет выйти намного дальше моего существования.
– Подавать сюрреализм через классицизм? – отпустил я ее на волю.
– Можно и так сказать. Вот, посмотри. – Она открыла папку с фото и начала показывать мне то, что отсняла за последнюю неделю. – Видишь этих девочек с беленькими бантами, они словно ангелы, спустившиеся с небес, а этот старик – он само время.
– Классная у него палка, – попытался я проникнуться творчеством Фортуны, – словно минутная стрелка. Клюка – это вечность?
– Вот, ты тоже это видишь. Вечность – тот самый фундамент, на котором размножаются наши эмоции. То есть я своими снимками хочу показать, что мгновения всегда ярче, выше, – продолжала листать свой жидкокристаллический альбом Фортуна. – Хочу сделать серию таких замечательных кадров, где окна будут превращаться в лица, морщины – в дороги, звезды – в глаза, погода – в одежду, прикосновение – в нижнее белье. Но не только это меня волнует, я также хочу научиться выхватывать у времени и у людей те самые моменты, когда они из ремесленников вдруг становятся профессионалами, из учеников – преподавателями, из любовников – мужьями. Может быть, даже доказать, что всего лишь мгновение отделяет нас от того совершенства, к которому человек, как ему кажется, идет годами. Очень хочу сделать серию фото о жизни детей из неблагополучных семей. Как у этого детдомовского ребенка, – она остановила поток своих фотографий на снимке отвергнутого детством малыша с безухим плюшевым мишкой в руках.