– Так мы же женаты давным-давно.

– Это ничего не меняет, если ты сам не меняешься. Некоторые умудряются прожить всю жизнь без отношений.

– Что же мне – ждать, пока она помудреет?

– Чтобы тебе легче было переживать все ее шалости и закидоны, помни, что только благодаря женщине ты можешь быть, только благодаря ей ты можешь быть мужчиной. И вообще, тебе не со мной надо вести откровенные разговоры, а со своей женой.

– Как ты себе это представляешь? «Ну давай поговорим о личном, раз ты настаиваешь. Ты с кем-нибудь спишь?» или, скажем: «Дорогая, когда ты в последний раз с кем-то спала?»

– А ты? – наблюдал я, как Антонио жадно прижал к красивым сочным губам стекло с вином. Те стали в два раза больше. Антонио сделал глубокий глоток, в этот момент я понял, что если Антонио ответит, то все его россказни будут также преувеличены. Но он промолчал, заткнув рот куском жареного мяса.

– Как тебе удается так хорошо чувствовать женщин? – прожевал он его.

– Секрет прост: я всегда любил только одну. Я не хочу тратить жизнь на других. Другие – лишь попытка сделать ее длиннее. Я не хочу тратить жизнь на пытки – делать себя красивее, чем есть на самом деле. То же самое можно сказать о дружбе, любви и вообще отношениях. Частенько мы затягиваем там, где надо порвать. Жизнь нужно тратить как деньги – красиво и вкусно. Пообедала, оставь на чай и иди дальше.

Теребя пальцами руль, я стоял перед светофором, ждал зеленого. «Так и весна может пролететь», – подумал я про себя. Со мной в ожидании замер целый табун железных коней и еще несколько пешеходов на переходе, мне показалось, даже чуточку больше: улица, город, вселенная. Всем нам не хватало зеленого, кому в кошельках, некоторым – на деревьях.

Я стоял на красном, наблюдая, как ее стройная нога чеканила шаг и тянулась к взглядам мужчин, будто они и были единственным смыслом ее существования. А я сидел за лобовым стеклом, и только дворники двигались медленно туда-сюда, пытаясь смыть с экрана этот мираж, стряхивая с него мою весеннюю похоть. Я прибавил им ходу, чтобы убрать ее, чтобы не отвлекала. Девушка давно уже исчезла, я все еще в задумчивости смотрел ей вслед, моя фантазия вышла из машины и пошла ее провожать, так, без всякой корысти. Сзади начали сигналить, будто напоминая мне, что «у тебя же уже есть классная девчонка, чувак, чего тебе еще не хватает?». «Да, я помню, как вы могли такое подумать, я ее ни на кого не променяю», – переключил я скорость и нажал на педаль газа. Перекресток вырвало машинами. Моя тоже оказалась в этой массе. «Куда ты? Зачем? Счастье было так близко, а я так далеко», – кричала, догоняя меня, фантазия.

Быстро закончив с общественным, устроив кое-какие дела в офисе компании, я вышел из казенного пространства, в котором она находилась, чтобы снова вернуться в свое личное. Набрал Фортуну:

– Ну и как тебя приняли родители?

– Сухо, – пробралась сквозь коленки студентов Фортуна за пределы аудитории, чтобы поговорить по телефону.

– Может, я за тобой заеду после учебы? – сидел я в нерешительности в машине, размышляя, в какую сторону ей податься.

– Не надо, я все равно еще должна забежать к мастеру.

– К мастеру, – передразнил я. – Что-то ты к нему зачастила.

– Мне нравится, что ты ревнуешь.

– А мне нет, – взвизгнула резина, когда я рванул с места.

– Я думала, ты не способен.

– Не волнуйся, я способный, – мчался я по проспекту.

– Не ревнуй.

– Я хотел бы. Но мне больше нравится знать, что ты в одиночестве, что никто не водит вокруг тебя своих похотливым жалом, – чувствовал я себя слаломистом на Олимпиаде, которому необходимо было получить золото, чтобы усмирить свою прыть.