– В комнате моей жены, во втором этаже. Ему делают перевязку.

– Вещи и сумка при нем? Он не снял камзола?

– И камзол и сумка остались внизу, на кухне. Но раз этот юный сумасброд вам мешает…

– Разумеется, мешает. Он создает в вашей гостинице суматоху, которая беспокоит порядочных людей… Отправляйтесь к себе, приготовьте мне счет и предупредите моего слугу.

– Как? Ваше сиятельство уже покидает нас?

– Это было вам известно и раньше. Я ведь приказал вам оседлать мою лошадь. Разве мое распоряжение не исполнено?

– Исполнено. Ваше сиятельство может убедиться – лошадь оседлана и стоит у ворот.

– Хорошо, тогда сделайте, как я сказал.

«Вот так штука! – подумал хозяин. – Уж не испугался ли он мальчишки?»

Но повелительный взгляд незнакомца остановил поток его мыслей. Он подобострастно поклонился и вышел.

«Только бы этот проходимец не увидел миледи[14], – думал незнакомец. – Она скоро должна проехать… Немного запаздывает. Лучше всего, пожалуй, верхом выехать ей навстречу… Если б только я мог узнать, что написано в этом письме, адресованном де Тревилю!..»

И незнакомец, продолжая шептать что-то про себя, направился в кухню.

Трактирщик между тем, не сомневаясь в том, что именно присутствие молодого человека заставляет незнакомца покинуть его гостиницу, поднялся в комнату жены. Д’Артаньян уже вполне пришел в себя. Намекнув на то, что полиция может к нему придраться, так как он затеял ссору со знатным вельможей – а в том, что незнакомец знатный вельможа, трактирщик не сомневался, – хозяин постарался уговорить д’Артаньяна, несмотря на слабость, подняться и двинуться в путь. Д’Артаньян, еще полуоглушенный, без камзола, с головой, обвязанной полотенцем, встал и, тихонько подталкиваемый хозяином, начал спускаться с лестницы. Но первым, кого он увидел, переступив порог кухни и случайно бросив взгляд в окно, был его обидчик, который спокойно беседовал с кем-то, стоя у подножки дорожной кареты, запряженной парой крупных нормандских коней.

Его собеседница, голова которой виднелась в рамке окна кареты, была молодая женщина лет двадцати – двадцати двух. Мы уже упоминали о том, с какой быстротой д’Артаньян схватывал все особенности человеческого лица. Он увидел, что дама была молода и красива. И эта красота тем сильнее поразила его, что она была совершенно необычна для Южной Франции, где д’Артаньян жил до сих пор. Это была бледная белокурая женщина с длинными локонами, спускавшимися до самых плеч, с голубыми томными глазами, с розовыми губками и белыми, словно алебастр, руками. Она о чем-то оживленно беседовала с незнакомцем.

– Итак, его высокопреосвященство приказывает мне… – говорила дама.

– …немедленно вернуться в Англию и оттуда сразу же прислать сообщение, если герцог покинет Лондон.

– А остальные распоряжения?

– Вы найдете их в этом ларце, который вскроете только по ту сторону Ла-Манша.

– Прекрасно. Ну, а вы что намерены делать?

– Я возвращаюсь в Париж.

– Не проучив этого дерзкого мальчишку?

Незнакомец собирался ответить, но не успел и рта раскрыть, как д’Артаньян, слышавший весь разговор, появился на пороге.

– Этот дерзкий мальчишка сам проучит кого следует! – воскликнул он. – И надеюсь, что тот, кого он собирается проучить, на этот раз не скроется от него.

– Не скроется? – переспросил незнакомец, сдвинув брови.

– На глазах у дамы, я полагаю, вы не решитесь сбежать?

– Вспомните… – вскрикнула миледи, видя, что незнакомец хватается за эфес своей шпаги, – вспомните, что малейшее промедление может все погубить!

– Вы правы, – поспешно произнес незнакомец. – Поезжайте своим путем. Я поеду своим.