— Которая жила в Сыктывкаре?

— Которая жила в Сыктывкаре, — кивнул головой.

— И которая там больше не живёт?

— И которая там больше не живёт. Слушай, — почесал он кончик носа, — тебе не кажется, что наш диалог всё больше напоминает разговор двух умственно отсталых?

— По форме — возможно, но вот по содержанию… Я просто пытаюсь понять, зачем нужно было врать днём. Или для чего нужно было соглашаться после.

— Да, — махнул Андрей рукой, слегка прищурившись, — передумал…

— Ну нет! — непонятно из-за чего заупрямилась я. — Если бы ты передумал, ты бы подал это как великое одолжение. Знаю тебя…

— С каких это пор? — вполне искренне удивился мой собеседник.

— Да что там знать, у тебя всё на лбу написано. Лучше не уводи меня с темы. Итак, если тебе так не нравится Лерка…

— Да с чего ты взяла, что она мне не нравится? Только сказал, что с ней будет много гемора. Можно и попроще варианты найти.

— И Серёга тебя не послушал?

— Не послушал.

— Ну слава богу! Хоть у кого-то из вас двоих есть яйца.

Исаев поперхнулся.

— Слушай, а ты точно работаешь в школе?

Бросила на него испепеляющий взгляд, как это бывало всякий раз, когда мне намекали на то, что я — училка и должна быть образцом поведения и благонравия.

— Точно, — щёлкнула себя по зубу, — десять лет от звонка до звонка.

Андрей шутку оценил и вдруг заулыбался, заметив:

— А ты смешная.

— О-о-о, подожди, подожди, — не удержалась я от сарказма, — сейчас запишу это куда-нибудь. Что сам его светлость Француз, — кивнула головой вверх, — сделал мне комплимент.

— Знаешь, с обилием твоего сарказма я так попросту начну молчать. Ты хоть и смешная, но колючая до безобразия…

Что возразить на это, я не знала, но догадывалась — в кои-то веки он был прав.

— Ну кто-то же должен, — сказала как можно более безразлично. — А вообще, ты меня заболтал. Ещё раз. Что заставило тебя изменить планы насчёт сегодняшнего вечера и на время позабыть про бабушку из Сыктывкара?

— Говорю же, передумал. Просто сначала не так тебя понял, а потом… уже разобрался.

— Да что там можно было неправильно понять? — проснулась во мне душнила и борец за правду, и я полезла в телефон проверять. — А, вот, нашла: «Какие планы на вечер…» — «Смотря кто об этом спрашивает…» — «Это Света из бара, которая у тебя потом ночевала». — «И что Света из бара хочет?» — «Помочь одному хорошему человеку наладить личную жизнь…» Ну а дальше началась пурга про бабушку!

С оттенком лёгкого вызова закончила читать переписку и победоносно глянула на Исаева:

— Ну, и что тут было непонятно?

Договаривать я не стала, потому что до меня, наконец-то, дошло:

— Ты решил, что я имела в виду себя и свою личную жизнь…

Он смотрел на меня непривычно серьёзно и сейчас даже не пытался подколоть, хотя повод имелся ого-го какой.

Я продолжала улыбаться, правда натянуто, и судорожно соображала, как можно выйти из ситуации с минимальными потерями для себя. На смену растерянности пришло жгучее чувство стыда, как если бы я на самом деле сотворила что-то нехорошее.

Схема в моей голове была настолько сложной, что больше напоминала строчку из песни Максима Леонидова: «Я оглянулся посмотреть, не оглянулась ли она…»

Применительно ко мне это выглядело так: он мог подумать, что я могла предположить, что он вдруг захочет провести вечер в моей компании… Словно я своим гипотетическим предположением, что Андрей может согласиться, позорила себя в его глазах. И пусть я на самом деле ничего такого не имела в виду, его ответ уже был всем известен — плохо скрытый отказ.

Короче, не знаю, поняли ли вы хоть что-нибудь из моих метаний, но я за считанные секунды успела сгореть от стыда, мысленно провалиться под землю, затем взять себя в руки и… засмеяться. Немного неестественно, но зато энергично.