Артемий Иванович посмотрел вопросительно на поляка. Кухмистер тоже посмотрел умоляюще на Фаберовского, а потом вдруг вскочил с табуретки и, бормоча под нос: «Сейчас я карточку принесу, не извольте сомневаться», побежал вверх по лестнице за бумажником.

– У нас к вам поручение будет, – сказал швейцару поляк. – Наблюдайте за тем домом напротив да примечайте, кто туда ходит, да каких полков. Особенно нам интересен тот капитан-семеновец. Да записывайте все для памяти, чтобы не забыть. Вот вам гривенник – на тетрадку. За благодарностью с нашей стороны дело не станет, особенно если что интересное приметите.

– Рад стараться, ваше превосходительство!

– Вы только поглядите на эту фотографическую карточку! – вернулся кухмистер с фотографией кабинетного размера в деревянной рамке. – Вот ваш батюшка, а это ваш покорный слуга с лупой. Это мы с ним на комиссии по назначению вашего батюшки поставщиком императорского двора.

– Не помню, чтобы у батюшки такое звание было, – усомнился Артемий Иванович, глядя на скверное фото с двумя склонившимся над столом фигурами, больше похожими на хирургов в ординаторской, чем на купцов. – Мне бы сказали.

– Так не выгорело дело. Но кандидатами мы состояли.

– Что, снетки мелковаты оказались? – спросил поляк. – Даже в лупу не разглядеть?

– Мне бы вам два слова наедине, ваше превосходительство, – засуетился кухмистер. – Позвольте в кухмистерскую зайти.

Он отпер дверь ключом, и они вошли в темную прихожую с гардеробной и стойкой для галош.

– Ваше превосходительство, – зашептал кухмистер поляку, прикрыв дверь. – Дозвольте вас персонально с праздником поздравить.

В ладонь поляку всунулась бумажка.

– Окажите честь, завтра к нам на обед, с вашим подчиненным… Мое семейство в долгу перед вами до моей гробовой доски будет!

– Сколько там, у меня в руке?

– Пятьдесят рублей.

– А чего же ты, шельма, фотографическую карточку поддельную показываешь? Почему в комиссии по назначению поставщиков двора сзади у стенки шкаф с клистирами стоит?

В темноте щелкнула застежка бумажника, и лихорадочно зашелестели бумажки.

– Еще пятьдесят, – сказал кухмистер. – И вот еще бутылочка коньяку шустовского, ради праздника.

– Ну, и тебя с праздником. Ко скольки пожаловать?

– К шести часам.

– Ну жди, шельма. А карточку-то порви да сожги.

Выйдя из кухмистерской и дождавшись, когда Петр Емельянович поднимется к себе в квартиру, Фаберовский с Артемием Ивановичем подошли к швейцару и поляк спросил:

– Скажи, Лукич, как бы нам дом напротив осмотреть, с листом не представляясь? Может, с дворником можно договориться?

– Да дворником там Андрейка Мухоморов, которого украли, разве с ним договоришься? – махнул рукою Лукич.

– А если, Степан, мы туда как дезинфекторы? – предложил Артемий Иванович.

– Холера-то кончилась! Да и не знает нас тут никто.

– А мы туда, как к племяннику пристава Бирона. Помнишь, не хотел он нас в лавку пускать, артачился?

– Неплохая идея, – согласился Фаберовский. – В следующий раз сразу с гидропультом приедем. Лукич, где бы нам закваски раздобыть?

– Так я вам из кухмистерской вынесу. Много надо?

– Кружки хватит. Только незаметно.

Лукич открыл своим ключом дверь в кухмистерскую и вернулся с повязанным сверху тряпочкой горшком дрожжей.

– Если отливать – заметят, – пояснил он. – А так целиком дрождяник пропал, ну и ладно…

Они взяли у швейцара горшок и сквозь вьюгу направились с ним во двор дома Балашовой. За метущим снегом было видно, как дворник Мухоморов ковыряется с лопатой в подворотне, мешая свободному входу во двор.

– В тот раз у нас штукатурка была, – крикнул Артемий Иванович сквозь ветер, останавливаясь посреди улицы на рельсах конки. – А сейчас как?