– Посмотри, какие чистенькие у нее пяточки, – заговорила над ухом Терехова Ольга. – Как из баньки.

– Если б она шла сама, ступни были бы грязные, – согласился он, про себя рассыпавшись в благодарностях ей за подсказку.

– И на ногах было бы больше царапин, по всей длине ног, колючек-то здесь целое море.

– Ее принесли сюда. Иначе и быть не может, в обнаженном виде не бегают по полям в одиночестве.

– Когда несли, она была жива, о чем говорит характерная царапина на бедре. Капля крови стекла не по ноге, а по бедру – жива она была, Павел, жива. Несли двое, по всей вероятности.

– Значит, живую бросили на этом пустыре…

– Остальное расскажу после вскрытия. Эй, ребята! – подозвала Оля полицейских. – Забирайте девочку.

Терехов осматривал землю в надежде заметить то, чего ни Ольга, ни полицейские не увидели. Ненароком его взгляд попал на жалкую фигуру, стоявшую неподалеку, и встретился с глазами Ласкина, о нем он совсем забыл. Бывает, совершенно посторонний и далеко не умный человек вдруг подкидывает ценную мысль, поэтому Терехов решил продолжить диалог с мужичком.

– А с чего вы решили, что ее выкинули? – спросил Терехов.

Ласкин ухмыльнулся, дивясь бестолковости Терехова и не понимая, как тому доверили следовательскую работу. Он же молокосос лет тридцати! Ну, может быть, тридцати с хвостиком, а может, и до трех десятков не дотянул – какой из него следак?

– Пф-пф-пф… – затрясся Ласкин, смеясь, следом закашлялся хрипло-сиплым кашлем безнадежно отравленного никотином и смолами курильщика. – Ну, глянь сам: одежка ее где? Нету? Значит, разделась она в другом месте, так? Если б просто умерла, не валялась бы здесь бесхозная, ей вызвали бы «Скорую», так? А раз привезли сюда, значит?.. Правильно: скрыть чего-то хотели. Ну, сам подумай: что скрывают? А может и так: она больная какая, а ночью с пацаном миловалась-целовалась ну и нечаянно померла. Случаев таких полно, у нас вон один мужик зажиточный с бабой в посадке… кхе-хе… так и помер. С бабами, пардон, девушками тоже такое случается, вам же потом не докажешь, что сама ласты склеила. Вот и решил пацан по молодости и неопытности привезти девку до сюда.

– Здорово, – похвалил рассуждения Терехов без малейшей иронии. – Вспомните, вы ничего здесь не заметили?

– В каком смысле?

– Например, людей… автомобиль, стоявший где-нибудь… м… на обочине? У проезжей части. Может, еще что-то привлекло ваше внимание?

– Не. Че тут, елы-палы, привлечет-то?! Я слез с автобуса… а было еще темно… Ну, покурил. Здесь никого не было – не-не. Редкая машина проезжала. Не, я б увидел, если б тут были… Вот что-что, а зрение у меня – дай бог каждому.

Во время диалога Ласкин шмыгал носом, похожим на приплюснутую картофелину, переминался с ноги на ногу, подергивал плечами и трогал большим пальцем небритый подбородок, будто тот у него постоянно чесался. При всем при том суетливым его Терехов не назвал бы, Ласкин (по всем признакам забулдыга) производил впечатление старого сарая, в котором чего только не накопилось за долгие годы, причем все нужное, хоть и старье.

К этому времени вернулся криминалист Огнев, изучивший расстояние от трассы до местонахождения трупа; прищелкнув языком, он отрицательно покачал головой. Так, ничего. То есть улик – никаких. Видя разочарование на лице Терехова, которому не всегда удавалось сохранять маску невозмутимости, Огнев, эксперт с двадцатилетним стажем и жутко нудный, забрюзжал:

– Какие тут следы, Паша? Земля сухая – дождей давно не было. Туман по утрам только в низинах, ночи уже холодные, а днем теплынь. Это всего лишь конденсат на стыке тепла и холода, от него земля мокрой не становится.