Становившись спиной, нарочито загремела посудой. Через мгновение замерла от прикосновения теплых пальцев на талии. И пока я не начала брыкаться в сопротивлении, Мирэ резво прижался к спине всем телом, сцепил руки под грудью — последовали робкие поцелуи в шею.

От напряжения меня всю сковало, словно каменное изваяние. Собственное сердце бешено застучало. Одну руку Мирэ вскинул и дотянувшись, ею закрыл льющуюся из крана воду.

Я предприняла попытку расцепить руки, но офицер молча удержал и сжал меня в объятии сильнее.

— Что ты делаешь? — не выдержала я и снова предприняла попытку скинуть с себя его мертвую хватку.

— Откровенно домогаюсь, Джексон, — издевательски усмехнулся Мирэ за спиной, я ощутила вибрацию его голоса, исходящую из груди. — Может, пошалим, пока мы наедине? У меня давно не было женщины, а у тебя, насколько мне известно, мужчины нет.

От услышанной тирады я просто закипела! Яростно развернувшись к нему, хотела было влепить пощечину. И уже занесла руку, как офицер ее перехватил своей.

— Думаешь, вот так просто можно взять и предложить мне подобное? — тогда прошипела я.

— Почему бы и нет? — искренне удивился Мирэ. — Это Лос-Анджелес, детка! Тут подобный вопрос решается на раз-два. И мы с тобой не в Корее. Живи мы там, только тогда я бы как-минимум полгода за тобой ухаживал, прежде чем дотронуться с твоего позволения.

— Знаешь, что… пошел ты!

Я смотрю на Мирэ и понимаю, что что-то не так. Только сейчас до меня доходит:

— Вот же черт, у тебя кровь!

Офицер взглянул на свой левый бок: виднелись кровоподтеки. Я резко содрала пластырь, отчего он нелепо вскрикнул. Вместе мы увидели, что через маленькие ранки в шве сочилась сукровица.

Это все из-за стадии воспаления: ведь не прошло недели с момента несчастного случая — как положено. Мирэ должен был лежать и болеть. А мы возьми, да и забери его из госпиталя!

— Вот же, черт, — повторившись за мной, усмехнулся Мирэ.

— Сейчас поменяю на нормальный пластырь, — я стремглав схватила аптечку.

— Эй, Джексон… — таинственно и полушепотом вдруг позвал он.

— Чего-сь? — откликнулась, не поднимая головы и увлеченно обрабатывая шов протасаном, чтобы потом наклеить «докапласт» с мирамистином.

— У тебя месячные?

Услышав это, устремила на него смятенный взгляд. Сам офицер нахмурился, кивнул на мои бедра.

Я опустила голову, выпучила глаза: это то, что он подумал.

— Кажись, они, — поспешно согласилась и не обращая более внимания, на самого парня, ринулась на выход, чтобы уйти к себе в апартаменты.

— Жаль! Я действительно надеялся заняться этим! — разочарованно крикнул тот вслед.

Мирэ! Ну, и придурок!

Лучше бы за свое состояние побеспокоился! Не хочу, чтобы в его рану попала инфекция и, не дай боги, развился некроз.

Вернулась я быстро, не прошло и десяти минут. Мирэ уже успел сварить в турке кофе, который всегда очень много пил. Замечая меня, предложил:

— Здесь хватит на двоих, будешь?

— Не откажусь, — улыбнулась.

Когда офицер опустился за стол напротив, я беспокойно заглянула в его глаза и решилась сообщить — он должен знать:

— Послушай, Мирэ, ты ведь помнишь наш разговор на крыше?

— Да. Расскажешь, что происходит?

Мирэ рассмеялся. Ситуация его почему-то позабавила. Я же разозлилась:

— Что смешного, не пойму? Ты солгал о своей семье, и теперь у нас проблемы!

— Не будет проблем. Не найдет он меня и вернется в Корею, — уверенно заявил он.

— Я так не думаю. По-моему, у Джонни тут какие-то еще дела.

— В смысле? — перестав улыбаться, Мирэ насторожился.

— Тут кое-что произошло…

— Та-а-ак, весь внимания.