— А п-потом? — смотрю на него затравленно снизу вверх.

— А потом посмотрим…

4. Глава 4

Сначала я восприняла произошедшее, как издевку судьбы. Потом обещанные пять сотен долларов вскружили голову, и я решила, что мне впервые в жизни повезло. Теперь я получила удар. Болезненный. Острый. Нестерпимый.

Я едва чувствую ноги, плетясь за Громовым. Наспех застегнув рубашку на пару пуговиц, он в корне игнорирует любой подозрительный взгляд тех нескольких человек, с которыми вообще можно столкнуться на рассвете. Его попросту не колышет, что о нем подумают люди. Любого за шкирку возьмет и прошипит в лицо, что его это не касается.

Заталкивает меня в машину, наконец отпустив мое запястье. Сам садится на переднее сиденье и велит Демиду гнать. Бесцельно крутит айфон пальцами, спокойно любуясь городскими пейзажами. Словно мы, как самые приличные люди, проснулись по звонку будильника, приняли душ, мило позавтракали, выпили кофе и, полные бодрости, отправились по делам. Никто на нас не нападал, он никому не простреливал башку и не мучил раненого парня допросом, позже кинув его на растерзание своему головорезу.

Перед глазами опять мелькает распластавшаяся по полу туша в луже крови. Слышу хриплые стоны раненого. Наверное, пуля задела легкое. Тогда жить ему осталось недолго. Вряд ли Генрих повезет его в больничку.

— Извините, есть жвачка? — прошу я, не понимая, откуда у меня вообще появились силы и смелость заговорить. Похоже, проклевывается жажда жизни. Заблюю этот дорогущий салон — и сделка о трех днях быстро утратит силу.

— Слышишь? — переспрашивает у Демида Громов. — Жвачка у тебя есть?

Тот мотает головой, перестраиваясь в краевую полосу.

— Укачало? — Антон оборачивается, и я невольно вздрагиваю от его взгляда.

Молча киваю, сомкнув губы. Пусть думает, что тошнит, потому что укачало, если для него убийство в порядке вещей.

— Вон пивнуха круглосуточная, — указывает Демид на вывеску в старом многоквартирном доме. — Какую взять?

— Не имеет значения, — отвечаю, чувствуя себя не в том положении, чтобы выбирать.

— Возьмешь каждой по пачке! — приказывает ему Громов.

Демид паркуется возле магазина, достает из перчаточного ящика свой бумажник и, пока закрывает его, я успеваю увидеть еще один пистолет. Впечатление, будто Громов ими со всех сторон утыкан. Куда не сунься — ствол. Заряженный. Наготове.

— Первый раз всегда так, — говорит он, глянув на меня в зеркало над стеклом. — Но ты же понимаешь, что выбора у меня не было?

Я опять киваю, не произнеся ни звука. Раз ему удобно так себя оправдывать, я спорить не стану.

— Ты, кстати, мне шкуру спасла. Не разбудила бы меня, и сейчас подушка впитывала бы мои мозги.

Отрывисто вдыхаю через рот. Лишь бы не вырвало. Лишь бы не вырвало…

— Ты там блеванула вроде. Колечко не выскочило?

Задрожав, крепче прижимаю сумку к себе.

— Нет. Я бы заметила.

— Ладно. Будем ждать, — подмигивает мне и переключается на вернувшегося с горстью жвачек Демида.

— Вот. — Тот высыпает пачки мне на колени. — Взял все, что было.

— Спасибо, — пищу, схватив первую попавшуюся и разорвав ее. Подушечки высыпаются на сиденье и мне под ноги. Резко поднимаю лицо. — Я все соберу!

— Да оставь, — усмехается Громов. — На мойке почистят.

Сглотнув, закидываю в рот две подушечки, разжевываю и немного успокаиваюсь от ударившего в нос холода ментола. Пальцы все еще дрожат, ладони потеют, постукивают зубы. Даже рубашка прилипла ко мне мокрыми пятнами, но не из-за невысохшего бюстгальтера, а от страха, окутавшего меня ледяной пленкой пота.

Откинувшись назад, отворачиваюсь к окну и весь оставшийся путь борюсь с рвущейся наружу истерикой. Лучше не злить этого маньяка. В его кармане наверняка припрятан скальпель, которым он с легкостью вскроет мой живот вдоль и поперек, не оставив мне шансов на выживание.