И вообще такой красавчик небось пройдет по вашему сердцу своими дорогими кроссовками и растопчет его, даже не заметив. Такие, как он, под ноги не смотрят.

У меня было проверенное средство, не подводившее меня в самых сложных ситуациях. Стоит только представить себя со стороны – эдакую застывшую с открытым ртом тощую нескладную девицу в простоватой, по меркам нашей школы, одежде – и сразу приходишь в норму.

«Подумаешь, какой красавец-мачо», – решила я и иронично усмехнулась.

Незнакомец в ответ, будто прочитав мои мысли, чуть удивленно приподнял бровь и подошел к охранникам.

– Привет, я прибыл сюда учиться. Можно войти? – спросил он.

– Входите, пожалуйста, – услужливо произнес охранник и посторонился.

Голос у юноши, понятно, тоже оказался красивый. У таких, как он, небось не бывает ни единого изъяна. Прямо-таки ходячее совершенство. Не чета некоторым.

Я посмотрела на подозрительно притихшую Вику. На ее лице застыло выражение безмерного восхищения и восторга. Думаю, точь-в-точь такое украшало всего минуту назад и мою физиономию. Как же смешно это выглядит со стороны! Даже смешнее, чем я себе представляла.

– Боже! – прошептала Вика, понемногу приходя в себя после того, как чудесное видение скрылось в холле. – Какой парень! А эти глаза! А одет!.. Ты заметила, какие у него часы?! Это же «Chopard». Знаешь, сколько они стоят? На эти деньги можно несколько автомобилей купить!

– Нет, не заметила, – сухо ответила я. – Извини, сейчас урок начнется, не хочу опаздывать.

И я, оставив на крыльце витающую в волшебных грезах Вику, тоже ступила под своды родной школы.

Еще находясь под впечатлением от недавней встречи, я вошла в класс, села у окна и приготовилась к занятиям.

Первым уроком сегодня у нас была литература – мой самый любимый предмет. И место у окна тоже было самым любимым: отсюда как раз открывался замечательный вид на наш маленький парк. Хотя на литературе я, конечно, редко глазела в окно. Ее преподавали весьма неплохо – с учетом филологического уклона нашего класса. Особенно мне нравилось писать сочинения, и литераторша Анна Анатольевна несколько раз даже зачитывала их перед всем классом. А Виола потом, на перемене, со своим фан-клубом обязательно их высмеивала. Понятно, что из зависти, но все равно обидно.

Димка вот, наоборот, в сочинениях плавал. Даже не знаю почему, при всей склонности ко всяким математикам и физикам, он не перевелся в параллельный класс, а упорно грыз гранит науки среди будущих филологов.

Вот и сейчас Фролов, как всегда, сел со мной за первую парту, хотя я прекрасно вижу, как он каждый раз бледнеет под строгим взглядом взыскательной Анны Анатольевны и, без сомнения, с удовольствием укрылся бы за чьей-нибудь широкой спиной, чтобы пореже попадаться ей на глаза.

– Димка, – прошептала я ему так, чтобы другие ребята не слышали, – извини, я вчера не сказала тебе «спасибо».

Димка вытащил из сумки тетрадку и ручку, повертел их в руках, положил на стол и только после этого буркнул:

– Вот уж не за что. Это я во всем виноват. Бросил камеру без присмотра.

Я хотела сказать ему что-то вроде того, что он тут ни при чем, а эта злобная тварь Виола еще пожалеет…

Но тут дверь распахнулась и вошла целая делегация. Возглавляла ее наша классная Татьяна Михайловна, а за ней следовали литераторша Анна Анатольевна и, наконец, тот самый парень, которого я видела на школьном дворе.

– Доброго дня, – поздоровались с нами учительницы, а новенький кивнул и широко улыбнулся.

Разумеется, и улыбка у него оказалась красивая и уверенная.