И все же, думал он, сворачивая за знакомый угол и подходя к дому, где когда-то жил, то было во многих отношениях золотое время. Ему трудно было без чувства изумления и трепета оглянуться на первые годы жизни с детьми. Да и домик был очаровательный, лучше всех остальных на улице. Эдриан помедлил, любуясь тем, что натворила Сьюзи в саду перед домом: маленьким цветником посередине, клумбами с колокольчиками и амариллисом по бокам, роскошно разросшимся на весь фасад, вовсю цветущим ракитником.

– Дорогой! – Сьюзи встретила его на пороге в выцветшем сарафане, в старых босоножках, в платке поверх седеющих волос. Когда они познакомились, Сьюзи была великолепной и смахивала на манекенщицу. Эдриану хотелось к ней прикасаться, чтобы убеждаться, что она состоит из плоти и крови. Но ее всегда тяготила собственная безупречная красота, и, прожив с Эдрианом всего несколько недель, она начала ее скрывать. Она спокойно принимала то, что дурнеет от беременностей и деторождения, и чувствовала себя счастливее теперь, войдя в средние лета, когда волосы утратили былой сочный цвет, чудесная кожа на лице пошла морщинами и вся она как бы осела, как запаянный пакетик с рисом, пробитый ножом.

Сьюзи с преувеличенной благодарностью приняла сирень и повела Эдриана в комнату в глубине дома, которую они всегда звали «солнечной», даже когда было темно.

К его приходу Сьюзи приготовила чай и накрошила фруктовый салат. За распахнутыми дверями благоухал цветением поздней весны задний сад, тоже поражавший вкусом планировки. Когда они со Сьюзи расстались, все советовали Эдриану продать дом и разделить деньги пополам. Забрать то, что принадлежало ему по праву. И хотя Сьюзи созналась, что в последний год их брака ухитрилась переспать с половиной Хоу, произошло это только потому, что ее забросил муж: он был слишком занят фантазиями о недосягаемой белокурой оформительнице витрин из Айлингтона по имени Кэролайн, чтобы обращать внимание на жену. Его остановил сад. Сад Сьюзи. Его Эдриан забрать у нее не мог. Поэтому они с Кэролайн два года снимали жилье и копили на свое, называя себя «самыми зрелыми в городе квартиросъемщиками».

– Где Люк? – спросил он.

– Бог его знает, – ответила Сьюзи, разливая чай. – Я его целую неделю не видела. О нем мне и надо с тобой поговорить. О нем и о тебе самом. После дня рождения Кэт и Кэролайн я много думаю о тебе. Ты меня беспокоишь.

Эдриан перестал накладывать себе фруктовый салат и застонал.

– Господи, Сьюзи! Пожалуйста, не надо. Не выношу, когда обо мне беспокоятся.

– Чепуха! – Она отняла у Эдриана ложку и стала накладывать фруктовый салат себе. – Ты уже взрослый мальчик. Взрослым нравится беспокоить других.

– Вот здесь ты всегда ошибалась. Я действительно терпеть этого не могу. Да, я взрослый, поэтому вполне могу сам о себе позаботиться.

– Гм… – отозвалась Сьюзи. Эдриан совершенно ее не убедил. – В общем, нравится тебе это или нет, я за тебя тревожусь. Ты исхудал.

– Я всегда был худым.

– И глаза потухли.

Он опять застонал.

– Может, перейдем к Люку?

– Нет! – отрезала Сьюзи. – Я хочу говорить о тебе. Что происходит, Эдриан? Ты в трауре, это понятно. Но, думаю, дело не только в этом.

– Честное слово, я понятия не имею, о чем ты, Сьюзи.

– Значит, так. Ты перестал звонить. Раньше ты всегда звонил. Кэт говорит, что ты рассеянный и вообще какой-то чудной. Люк говорит, что уже не помнит, как ты выглядишь. Неужели все дело в нем, в новом мужчине Кэролайн?

– Что?!

– Я видела, как ты прореагировал на его появление. Весь сжался. – Она показала руками, как он сжался.