Я обратился к протестующим с призывом запомнить этот день как начало Второй американской революции под флагом «энергетической независимости», а потом мы прошли до пристани Гриффина тем же самым маршрутом, по которому два столетия назад двигались участники Бостонского чаепития. Во время марша в колонну вливались все новые и новые группы бостонцев – студенты, рабочие, представители среднего класса и целые семьи. К тому моменту, когда мы достигли доков, где стоял на якоре официальный участник юбилейных мероприятий – корабль чайной компании Salada Tea (реконструкция старинного судна), нас было уже больше 20 000. Демонстранты остановились у кромки воды и стали скандировать: «Долой нефтяных монстров!» Тщательно продуманная официальная церемония была сорвана. Армада рыболовецких судов со всего побережья, вплоть до Глостера на севере, прорвала полицейские заграждения и направилась прямо к кораблю Salada Tea, где представители федеральных и местных властей ожидали открытия официальной церемонии. Рыбаки взяли корабль на абордаж, забрались на мачту и стали сбрасывать в реку пустые бочки для нефтепродуктов под одобрительные возгласы тысяч протестующих. На следующий день New York Times и другие газеты страны комментировали события в Бостоне и ссылались на них как на «Бостонское чаепитие образца 1973 г.»{2}.

Тридцать пять лет спустя, в июле 2008 г., цена нефти на мировом рынке достигла рекордного уровня – $147 за баррель{3}. А ведь всего семь лет назад нефть стоила дешевле $24 за баррель{4}. В 2001 г. я предупреждал, что назревает нефтяной кризис и что цена нефти может превысить $50 за баррель в ближайшие годы. Мои прогнозы наталкивались на скептицизм и даже вызывали насмешки. «Возможно, но не на нашем веку», – звучало в ответ со стороны нефтяной индустрии и большинства геологов и экономистов. Вскоре, однако, цена на нефть резко выросла. Когда в середине 2007 г. она перевалила за $70 за баррель, цены на продукцию и услуги по всей глобальной цепочке поставок также пошли вверх по той простой причине, что практически все виды коммерческой деятельности в нашей глобальной экономике зависят от нефти и других видов ископаемого топлива{5}. То, что мы едим, выращивается с использованием удобрений и пестицидов, для производства которых нужны нефтепродукты. Наша одежда производится по большей части из синтетических волокон, получаемых в результате переработки нефти. Наш транспорт, системы электроснабжения, обогрева и освещения также зависят от ископаемого топлива. Вся наша цивилизация выстроена на основе извлекаемых из недр отложений углеродсодержащих материалов каменноугольного периода.

Если человечеству суждено выжить, мне хотелось бы знать, как поколения, которые придут нам на смену через полсотни тысяч лет, будут оценивать наше время. Скорее всего, мы будем для них людьми периода ископаемого топлива, а сам период они назовут углеродной эрой точно так же, как мы называем прошлые эпохи бронзовым веком и железным веком.

Когда цена на нефть преодолела стодолларовый рубеж, началось нечто немыслимое еще несколько лет назад – стихийные протесты и бунты в 22 странах, связанные с резким ростом цен на зерно, выступления против дорогой тортильи в Мексике и рисовые бунты в Азии{6}. Страх перед распространением политических беспорядков заставил начать глобальную дискуссию о взаимосвязи цен на нефть и продукты питания.

На Земле 40 % людей живут на $2 в день, а то и меньше, и даже незначительное изменение цен на основные продукты питания может иметь широкомасштабные последствия. К 2008 г. цены на соевые бобы и ячмень удвоились, на пшеницу практически утроились, а на рис выросли в пять раз