Одна фраза в речи полковника заинтересовала Лавинию до чрезвычайности, но она не успела задать ему вопрос: погибла почти вся семья? Почти? А где список выживших? «Ну ничего, – подумала она, – мы сейчас будем спрашивать очень о многом, спросим и об этом». И шагнула к дворецкому, спустившемуся им навстречу со ступеней и склонившему голову.

Холл по отделке вполне соответствовал всему тому, что успела увидеть госпожа Редфилд: если может быть ещё более усложнённое и украшенное барокко, то это оно и было. Но Родригес провёл их в помещение на первом этаже, которое давало глазу отдохнуть от бесчисленных фантазий резчиков по мрамору – светлые стены, несколько простых диванов и кресел, два или три небольших столика.

– Это гостиная для слуг, – сказал дворецкий, извиняясь. – Я ведь правильно понял, что вы хотите нас всех допросить, ваше сиятельство?

– Не допросить, а побеседовать, – Монтойя улыбнулся. – Но да, вы правы, Родригес, со всеми, кто есть в доме. Садитесь.

– Мне удобнее стоя, – отказался дворецкий и застыл в ожидании вопросов.

– Для начала – когда вы в последний раз видели его светлость герцога Медину?

– Вечером в воскресенье, ваше сиятельство. Это было неожиданно, мы не готовились, потому что его светлость появлялся не каждую неделю. Конечно, в его комнатах был порядок, но ужин делали только для слуг…

– Это неважно, Родригес, – перебила его Лавиния. – Он пришёл порталом? Что сказал?

– Что хочет отдохнуть, потому что у него на утро намечено очень много важных дел. От ужина отказался, попросил подать ему в кабинет сангрию, ветчины и хлеба, и затворился там.

– Он выглядел как обычно?

Дворецкий задумался.

– Пожалуй, нет. Я сказал бы, что его светлость был возбуждён и… словно предвкушал что-то. Если мне позволено будет такое сравнение, в детстве он выглядел так же, когда планировал какую-нибудь шалость.

– И что, за шалости ему не попадало? Или любящие родители завели специального мальчика для битья?

– Ну что вы, сеньора! – Родригес поджал и без того узкие губы так, что они вовсе исчезли. – Его светлость Мануэль Алехандро и её светлость Изабелла Лусия были прекрасными родителями, в меру строгими и в меру ласковыми. Мальчика не баловали никогда, и когда заслуживал – наказывали. Самым строгим наказанием для него было лишение уроков верховой езды и занятий в тире… – тут дворецкий неожиданно усмехнулся. – Но проказничать он не переставал.

– Хорошо, я поняла. Итак, расскажите дальше о вечере воскресенья.

– Да… собственно и рассказывать почти нечего. Его светлость прибыл без камердинера, поэтому отойти ко сну ему помог старший лакей, Алонсо. Это было через четверть часа после полуночи. А утром обнаружилось, что двери комнат закрыты, и войти никто не может.

– Ясно. Это мы посмотрим. Что-то ещё?

Дворецкий задумался, потом покачал головой.

– Нет, сеньора. Я постараюсь вспомнить, но… мне кажется, это всё.

– Последний вопрос: было ли что-то необычное в тот вечер? Помимо того, что герцога не ждали.

– Вы имеете в виду?..

– Что угодно. Какой-то неожиданный посетитель, доставленное письмо, открытое окно, поведение собак или лошадей, чьи-то слова, звуки музыки…

Мгновения текли. Родригес кусал губы, морщил лоб, даже прошёлся по комнате, потом сдался и покачал головой.

– Нет, сеньора, ничего не приходит в голову такого. Возможно, Алонсо скажет больше, он был рядом с его светлостью.

– Да, – вмешался Монтойя. – У меня тоже вопрос. А где секретарь герцога?

– Сеньор Гонсалес в своём кабинете.

– Попросите его к нам спуститься, как только он сможет, а пока пригласите этого Алонсо.