В новом проекте сохранили прежний дом. Новая гостиная соединялась со старой большим проемом, что было очень неудобно для приема официальных гостей: их свите приходилось довольствоваться невзрачной прихожей, которая вела также к туалетам, лестнице и большой столовой.

Личных гостей Гитлера во время официальных встреч изгоняли на второй этаж, но, поскольку выйти из дому на прогулку можно было лишь через прихожую, им каждый раз приходилось объясняться с охранником. Особым предметом гордости Гитлера было огромное венецианское окно гостиной с опускающейся рамой. Из него открывался вид на Унтерсберг, Берхтесгаден и Зальцбург. Правда, Гитлеру пришло в голову разместить под этим окном гараж, и при неблагоприятном направлении ветра в гостиную проникал сильный запах бензина. В общем, любой преподаватель технического училища поставил бы этому проекту лишь оценку «удовлетворительно». С другой стороны, именно благодаря неуклюжести Бергхоф имел собственное лицо и сохранял атмосферу простого загородного дома, только сильно увеличенного.

Превышение во много раз предварительных смет несколько смущало Гитлера:

«Я полностью истратил гонорар за свою книгу, хотя Аман и предоставил мне аванс в несколько сотен тысяч. И все равно, как сказал мне сегодня Борман, денег не хватило. Издатели предлагают выпустить мою вторую книгу от 1928 года (так называемая вторая книга была опубликована лишь в 1961 году), но я рад, что она не была опубликована. В данный момент она лишь осложнила бы политическую ситуацию. С другой стороны, это сразу разрешило бы мои финансовые проблемы. Аман пообещал мне миллион марок только в виде аванса, а всего книга принесла бы несколько миллионов. Может быть, позже, когда я продвинусь дальше. Сейчас это невозможно».

Так и сидел он, добровольный пленник, глядя на Унтерсберг, где, согласно легенде, спящий франкский император Карл Великий очнется, чтобы возродить былую славу германской империи. Разумеется, Гитлер связывал эту легенду с собой: «Видите Унтерсберг? Не случайно я построил свой дом напротив».

Бормана связывало с Гитлером не только грандиозное строительство в Оберзальцберге. Он умудрился сосредоточить в своих руках управление личными финансами фюрера и контролировал расходы не только адъютантов Гитлера, но и его любовницы, как она сама мне призналась в минуту откровенности (Гитлер доверил Борману удовлетворение ее скромных запросов).

Гитлер высоко ценил финансовые таланты Бормана. Однажды я слышал его рассказ о том, как в трудном 1932 году Борман оказал партии важную услугу, введя обязательное страхование членов партии от несчастных случаев. Доходы страхового фонда значительно превысили расходы, и партия смогла использовать прибыль для других целей. И после 1933 года Борман внес большой вклад в разрешение финансовых проблем Гитлера, найдя два источника огромных доходов. Вместе с личным фотографом Гитлера Хоффманом и другом Хоффмана Онезорге, министром почт, он решил, что Гитлер имеет монопольное право на изображение своего портрета на почтовых марках и, следовательно, на соответствующие выплаты. Процент, правда, отчислялся ничтожный, но поскольку портрет фюрера появлялся на всех марках, в личный его кошелек, которым распоряжался Борман, потекли миллионы.

Борман нашел еще один источник доходов, основав Фонд Адольфа Гитлера для поддержки немецкой промышленности. Предпринимателям, извлекавшим прибыли из экономического подъема, напрямик предлагали добровольными взносами продемонстрировать благодарность фюреру. Поскольку эта идея осенила и других партийных шишек, Борман добился монопольного права на подобные пожертвования, но ему хватало ума возвращать часть поступлений разным партийным лидерам «от имени фюрера». Почти вся верхушка партийных функционеров получала дары из этого фонда. Возможность определять уровень жизни гауляйтеров и рейхсляйтеров не привлекала особого внимания, но, по существу, давала Борману больше власти, чем многие другие партийные и государственные посты.