Я, стараясь выглядеть приветливой, помахала ему рукой и пошла в холл. Конечно, Ирка бессовестная лентяйка, но она отлично знает, где что лежит, не угощает полковника лечебным кормом для ожиревших мопсов и помнит, как кого из нас зовут.

– Он дурак, – вдруг сказала Саша, выходя следом за мной, – полный идиот! Зачем брать на работу кретина? Хотите, я научу вашего негра уму-разуму?

Я открыла шкафчик, вытащила розовые балетки и ответила:

– Просто Амара неопытный, зато старательный. Опять надел свою идиотскую форму с золотыми пуговицами. Спасибо тебе за предложение, но лучше отдыхай, делай что хочешь! С хозяйством возиться не надо.

Саша обрадовалась.

– Супер! Аркадий обещал подвезти меня в город! Я правда могу делать что хочу?

– Конечно, – кивнула я.

Девушка вышла во двор, я быстро вернулась на кухню и сказала:

– Амара!

– Да, хозяйка.

– Я не настаиваю на непременном ношении формы!

– Не понял, хозяйка!

– Если тебе неудобно в камзоле, спокойно можешь надеть другую одежду! Главное, чтобы она была чистой!

Лицо Амары вытянулось.

– Это плохой сюртук?

– Очень хороший!

– Вам не понравился? Он лучший из всего моего гардероба… мне сказали… надо самое красивое… шикарное…

– Замечательная вещь, – согласилась я, – но узковатая. Жаркая. Оденься попроще, тяжело весь день рассекать в униформе. Ира носит джинсы и футболку. У тебя есть такие вещи?

– Да, хозяйка.

– Вот и замечательно, спокойно их носи.

– Да, хозяйка!

Неожиданно у меня началась мигрень. Я вернулась в прихожую, взяла ключи от машины и вышла во двор. Может, позвонить в агентство и попросить поменять парня на обычную девушку, украинку, допустим? Но в ту же секунду я выбросила эту мысль из головы. Представила, как буду выглядеть, заявив администратору:

– Мне не нравится Амара!

Сотрудник фирмы непременно спросит:

– Чем он вам не угодил?

А я отвечу:

– Хочу взять в прислуги женщину с белым цветом кожи.

И что обо мне подумают в «Подруге»? Что мадам Васильева отпетая расистка! Ладно, потерпим месячишко, и потом, Амара только приступил к исполнению обязанностей, первый день в чужом доме, конечно, он все путает…

– Тебя Аркадий довезет? – спросила я у Саши, сидевшей во дворе на скамейке.

– Ага, – кивнула она, – через четверть часика двинем, он доставит меня до метро.

– Разберешься в переходах?

– Конечно, – засмеялась Мироненко.

– У тебя есть деньги?

Саша замялась, я вытащила кошелек, отсчитала несколько купюр и спросила:

– Когда думаешь вернуться?

– Не волнуйтесь. Отлично доберусь назад, сяду на маршрутку от «Тушинской».

– Если заплутаешь, звони, – сказала я.

Саша помахала мне рукой. Я села в машину и посмотрела на девушку в зеркало. Не знаю, каковы ее голосовые данные, но внешность у нее для сцены подходящая. Правда, начинающая певица очень маленького роста, но стройная, с длинными густыми волосами, и походка у нее как у балерины.

Отчего-то у меня дрожали пальцы, аккуратно нажать на кнопку брелока, который открывает ворота поселка, я не смогла.

Из будки высунулся охранник.

– Дарь Иванна! – закричал он.

– Что? – спросила я.

– Вам письмо, курьер принес, – сказал парень. – Лежит у нас с утра. Обычно Ирина за почтой приходит, но сегодня не явилась! Она не заболела?

– В отпуск уехала, – пояснила я, забирая конверт.

При виде послания руки затряслись еще сильней. «Дарье Васильевой, Ложкино» – было выведено на конверте.

Отъехав километр от поселка, я припарковалась у обочины, вскрыла конверт и вытащила листок с текстом. Похоже, это был отрывок из рукописи Благородного.

«Прежде чем окончательно привести себя в порядок, Светлана побежала в пиццерию. Владимир обожает лепешки, сдобренные сыром, жалкий фастфуд бедняков, дешевое лакомство плебеев. Но ведь он скоро придет, а Светлана хотела рассказать Владимиру Мерзкому о своих чувствах. Слова не шли из горла, лучше всего было, протянув ему пиццу, сказать: