Между тем, нетрудно догадаться, кому досталась любимая пластинка. Конечно, как только Мишка её попросил, сестра, не задумываясь, отдала «младшенькому». Ну как же ему отказать!? А тот немедленно утащил пластинку к друзьям, чтобы выменять кому-то на возможность целый месяц кататься на его новом велосипеде!

Отец, между тем, дело не оставил и решил провести собственное расследование. Выделив соседским мальчишкам по паре шоколадных конфет, он без труда всё узнал. Заграничный раритет оценили в месячную аренду… велосипеда – настоящего «взрослого» велосипеда! – рассказывали они об этом взахлёб, а сами-то как мечтали… не о пластинке, конечно.

Чего не отдашь за то, чтобы вихрем промчаться по двору под завистливыми взглядами ребят! О-у, в окне показалось девичье личико – это она, по которой сохнет полдвора. Она… смотрит на меня, Мишку, а не на него, «грозу подворотни», которого боится вся шпана. Хоть сейчас, на короткое мгновение, она – моя! Завидуйте все, пока я лечу по кругу, всё быстрей и быстрей!

Пыль столбом, кошки попрятались под скамейки, с ужасом глядя на происходящее. Ещё круг и ещё! И вдруг… «А-й-а-я!» – послышалось от загремевшего на тротуар Мишки, которого больно придавило собственным велосипедом. «Велик» оказался слишком велик для него – привстав в седле, он едва доставал ногами до педалей. «Эх-м, ведь знал, что этим кончится… – подумал Михаил, с трудом выбираясь из-под него, – а все-таки… Было оно! – ощущение счастья, безраздельного счастья, когда все пристально водят глазами за тобой, несущимся по кругу, и навзрыд восхищаются!

* * *

Неожиданно для себя Алёна улыбнулась, припомнив довоенную историю с пластинкой. Отец был тогда не слишком суров, но всё-таки досталось им обоим. Это, как ни странно, лишь добавило её любви к брату. Она и котят двух взяла на остров, потому что думала, что когда-нибудь после войны Мишка приедет к ней. Пока будет ждать своего братика, они как раз подрастут и… воспитание получат, чтобы вести себя как положено. А то разошлись! – едва не опрокинули сами себя с корзинкой – один котёнок характером прямо в Мишку. Жалко – потом их в тёмном трюме не сыщешь, пропадут…

Незадолго до войны Мишка поступил в геолого-разведочный институт на тот же факультет, что закончила Алёна. И вскоре действительно мог бы оказаться, к примеру, на Сахалине. Но его планы были иными. Устроить себе столичную жизнь – вот о чём мечтал молодой повеса, хотя и понимал, что сначала придётся побывать в разведочных партиях. Только бы не слишком далеко от Москвы, думал он, полагаясь на удачу и везение. До распределения оставалось ещё время, а о сестре он даже и не подумал. Если она отправится в такую даль, куда не доберёшься, чтобы сестру навестить, то согласиться там работать всерьёз Мишке не пришло бы и в голову.

Он ходил щёголем – одевался у модных портных, а над его причёской колдовал именитый московский цирюльник, о котором, кстати, Мишка узнал от сестры. В первый раз Алёна записала брата к нему, сама отвела и познакомила. И, конечно же, заплатила за стрижку. Мишка потом намекал, так, мол, и эдак, сестричка, зарос я совсем, борода вот появилась, пора к твоему брадобрею. И тайком, чтоб не знал отец, она сдавалась: ну пошли, побреем твою бородку.

Когда сестра оказывалась далеко, к отцу нужен был другой подход – запас Мишкиного обаяния не имел значения. Это не то, что с Алёной, отцу надо было показать что-то реальное – успехи в учёбе, например. А с этим у Мишки не ладилось. Однажды едва не отчислили – «хвостов» было столько, что по телефону решить дело уже не получалось. Тогда с хорошим «армянским» отец двинулся прямо к ректору. Тот сначала отговаривался, мол, завтра совещание, то да сё. А потом смягчился: «Заходите, – сказал он, – только ненадолго». Они заперлись в кабинете, и… пошло-поехало. Ближе к полуночи, когда секретарша уже отправилась домой, они вышли – обнявшись и напевая что-то нечленораздельное. В общем, дело замяли, а Мишку перевели на следующий курс.