– Ирина, вы правы, отменяйте немецкий. И срочно найдите мне Мартина Мелдрума из DLA. Помните, мы с ними работали по проекту...

– Конечно, Варвара Васильевна, уже набираю. Он уже отвечает, соединять?

– Мартин, привет, это Варвара, помнишь? Listen, прости, что я так сваливаюсь внезапно. У тебя все о’кей? Мне надо срочно с тобой посоветоваться. Как у тебя сегодня выглядит остаток дня, я бы прямо сейчас подскочила?

– Привет, Барбара. Слышу по голосу, что-то срочное. Мы, юристы, лишних вопросов не задаем. Приезжай. Тебе сколько потребуется времени?

– Да, наверное, минут пятнадцать, хочу один документ тебе показать.

– О’кей, жду.

Варя выскочила из офиса, набросив пальтишко – в Лондоне в отличие от Вашингтона уже было прохладно, – и замахала кэбам. Через десять минут она уже входила в стеклянный вестибюль роскошного офисного здания, типичного для штаб-квартиры международной юридической конторы.

– Мартин, посмотри, что я сегодня получила. Мне это совсем не нравится, но, может, я все преувеличиваю.

– Так, «Питер, Шварц...», знаю, серьезная компания. А кто это, Шуберт? Не говори мне, что это тот Шуберт, который...

– Именно тот. Я прогуглила.

– Это знаменитый следователь ФБР по крупным делам, связанным с отмыванием денег и коррупцией. Не знал, что он перешел в «Питер, Шварц...». Разматывал самые крупные коррупционные скандалы. Вообще письмо написано очень агрессивно. Very heavy-handed. Я бы сказал, настолько агрессивно, что это уже какое-то время тянется.

– Так я только сегодня его получила!

– Ты-то сегодня его получила, но парень давно ведет свое расследование. It looks to me like a quite mature stage of investigation[15]. И уже накопал изрядно материала, раз посылает такое агрессивное письмо...

– Какого материала? Завтра он впервые со мной будет встречаться!

– Варя, он за твоей спиной материал собирал, чего тут не понять. Тут презумпцией невиновности не пахнет, у него уже есть мнение, и завтра он будет говорить с тобой, чтобы это мнение подтвердить.

– Какое мнение, о чем?

– Как о чем? О нарушениях этики, связанных с чем-то финансовым, взятки или мошенничество, не знаю.

– Мартин, о чем ты говоришь? Ты шутишь? Какие взятки, что там можно взять в нашем банке, я даже не член кредитного комитета. Ты нарочно меня пугаешь?

– Варя, а ты сама можешь хоть что-то предположить, в связи с чем это расследование?

– Ты не поверишь, но мой секретарь, когда принесла письмо, сказала, что это, наверное, про курение в офисе. Но когда я прогуглила Шуберта, мне стало очень плохо. Это не про курение!

– Да уж. Это точно не про курение. Тебе нужен адвокат.

– Где я его к утру возьму?

– Я сейчас позвоню нашему партнеру по уголовным делам...

– По уголовным делам?

– А по каким же? Конечно, будет чудо, если он завтра не занят. Но если занят, найдет правильного человека. Мы тебе в любом случае позвоним с утра, а может, даже сегодня вечером.

– Что, это настолько срочно? Ой, а что мне завтра говорить? Я же, правда, не представляю себе, в связи с чем это?

– А тебе надо говорить как можно меньше.

– Почему? Я совершенно ни в чем не виновата, зачем я тебе-то буду врать?

– Потому что, повторяю, человек уже заряжен негативно. Шуберт вообще позитивно не может быть настроен. Он следователь, понимаешь? Обвинитель. Он не слушать тебя придет, а искать доказательства твоей вины, в которой он, как следователь, уже уверен. Он этим не один десяток лет занимался, у него уже установка такая, понимаешь, о чем я? Поэтому ты слушай больше, говори меньше. Постарайся заставить его как можно более конкретизировать предмет его расследования. Чтобы не вообще fishing something, не просто ловля наудачу... Скажи: «Прежде чем я буду отвечать на вопросы, сформулируйте мне, в чем конкретно вы видите нарушение этики». Кто его нанял? Ага, ваш комплайенс. А ты с ними не говорила? Позвони, спроси, в чем дело. Ничего не теряешь.