Рост банту, оставшихся жить в лесу, по всей видимости, постепенно уменьшался, ведь им было трудно находить пищу, что ухудшало питание детей. Самым маленьким – которым было легче всего маскироваться и прятаться – удавалось укрываться от хищников и без труда находить дичь. Из 200 000 зарегистрированных ныне пигмеев 150 000 перешли к оседлому образу жизни, чаще всего вынужденно, под давлением правительства. С тех пор с ними нередко обращаются как с рабами (особенно в Демократической Республике Конго, где банту заставляют их заниматься тяжелым трудом за смехотворное вознаграждение).

50 000 остались верны образу жизни предков и по-прежнему живут охотой, рыбалкой, собирают дары леса и без конца кочуют в зависимости от погоды и сезонных миграций животных. На фоне интенсивной вырубки африканских экваториальных лесов им грозит вымирание.

Вокруг царила тишина, ставни оборудованных в пещерах жилищ были заперты. Авроре Каммерер показалось, что она оказалась в заброшенной деревне. В то же время повсюду виднелись следы недавнего пребывания людей. Закукарекал петух.

– Есть кто-нибудь?

Аврора несколько раз позвала по-английски, но ей никто не ответил. Идя по улице, она заметила в одной из пещер пробивавшийся из-за толстых ставней свет и подошла ближе. Над порогом висела вывеска, но надпись была сделана по-турецки, и понять ее Аврора не смогла. Набравшись смелости, она постучала, затем, не дождавшись ответа, толкнула дверь и оказалась в просторном кафе, скупо освещенном светом, падавшим через единственное окно. Внутри было два десятка столов, накрытых красными клетчатыми скатертями, на них стояли вазы с белыми цветами.

Справа, за образовавшим угол каменным прилавком, женщина в вышитом платье, с длинными шелковистыми волосами, вынимала из плетеных соломенных сундуков стаканы и тарелки, не обращая на гостью ни малейшего внимания.

– Здравствуйте! Bonjour! Hello! Günaydin, – произнесла Аврора.

Женщина не ответила – она была полностью поглощена своей работой.

Аврора села за стол:

– Breakfast? Possible?[18]

Хозяйка заведения наконец отреагировала. Она подошла к молодой женщине и подала ей чашку ароматного чая, пахнущего чем-то сладким, и небольшие медовые пирожные. Накрыв все столы, включила телевизор и нашла новостной канал. Турецкая ведущая, передавая слово корреспонденту, стоявшему среди руин, выглядела потрясенной. Затем пошли ролики, снятые на смартфоны. На них был запечатлен смерч, засасывающий все, что попадалось на его пути. Кадры сменяли друг друга: высоко в небе летели легковые и грузовые автомобили, дома и скот.

– Кошмар, – сказала Аврора, пытаясь завести разговор с местной жительницей.

Хозяйка прибавила громкость, недвусмысленно давая понять, что хочет спокойно посмотреть новости. На экране появились пробивавшиеся сквозь толпу машины «скорой помощи». С вертолета были хорошо видны разрушенные деревни. Аврора мелкими глотками пила слишком сладкий чай и рассматривала помещение, украшенное портретами женщин в традиционных народных одеждах. На прилавке зазвенел большой дисковый телефон. Женщина сняла трубку, послушала, нахмурилась, сказала что-то, повидимому означавшее «О’кей», открыла дверь в подсобное помещение и знаком велела Авроре немедленно спрятаться там. Аврора подчинилась, даже не пытаясь что-либо понять.

Она оказалась в небольшой комнатушке, набитой домашней утварью. Застыла и прислушалась. Затормозила машина, открылась дверь, послышались шаги. Заговорили на турецком. Аврора слышала вопросы, в голосах пришедших звучали угрожающие интонации. Хозяйка бара отвечала нейтрально и равнодушно. Мужчины ушли. Перед тем как вернуться к Авроре женщина подождала минут десять, потом знаком велела гостье убираться, но тут в кафе вошла еще одна молодая женщина. Они заговорили на диалекте, отличавшемся от турецкого: звуки были не такими гортанными. Аврора догадалась, что женщины никак не могли о чем-то договориться. Тон стал резче, они перешли к оскорблениям. Хозяйка заведения обернулась к Авроре и снова велела ей убираться, но вторая перебила ее и на безупречном французском сказала: