– В чем, интересно мне, дело? – пробормотал Кощей.

– Молодой человек, – донесся знакомый голос. – Если девушка столь неприлично опаздывает, стоит выяснить, не случилось ли чего.

Кощей поднял голову. В одном из многочисленных зеркал виднелось отражение все той же дамы.

– Я не «молодой человек», – сообщил Кощей. – Хватит издеваться, мне триста пятьдесят лет, и я…

– Я буду называть тебя так, как сочту нужным, – отрезало зеркало. – Меня для того и создали.

– Называть меня как тебе нравится? – саркастически перебил Кощей.

– Смотреть, чтобы ты не наделал глупостей, – холодно отозвалось зеркало.

– Уши и ногти проверять будешь? – устало спросил Кощей, решив не связываться.

– Надеюсь, что хотя бы с этим ты справишься сам, – дама в зеркале поджала губы и добавила: – И ты сделаешь самую большую глупость в своей жизни, если не соизволишь узнать, как выглядит твоя ненаглядная на ближайшие дни девушка и куда она, собственно, подевалась.

Не имея желания спорить с этой чертовой стекляшкой, преследующей его почти всю сознательную жизнь, Кощей опять щелкнул пальцами, призывая невидимых слуг.

– Тарелочку сюда, – прогремел по залу его голос.

Через секунду двери хлопнули, ветерок промчался по ковру, на котором, благодаря полуденному солнцу виднелись осенние клены с ярко-красной листвой, и перед троном, на уровне глаз Кощея, нарисовалась та самая тарелочка с катающимся апельсином.

– Найти приличное яблоко, ты, конечно, не удосужился, – укоризненно высказалось зеркало.

– Смысла нет напрягаться, – отмахнулся Кощей. – Покажи мне, тарелочка, девушку, с коей я вынужден…

– Скажи просто «суженую», – подсказало зеркало.

– «Расширенную», – хмыкнул Кощей. – Она мне что, на всю жизнь? Так, в гости съездить и лицом в грязь не ударить.

– Так, короче, – пояснило зеркало.

– Ладно, – сдался Кощей. – Слышишь, тарелочка, покажи мне эту суженую, где там ее носит. – И, отвернувшись, со вздохом добавил: – Глядишь и повезет.

Апельсин, побегав по кромке, растекся по всей поверхности, затем собрался в прежний вид, и на тарелочке проявилось изображение девушки, хмуро озиравшейся по сторонам в подземельях царя Еремея, до боли знакомых Кощею. Он там как-то провел несколько дней прикованным к стене.

Кощей задумался, как возвращать свою «суженную».

– Фигура так себе, – вздохнул он. – Грудь маленькая, сама тоже не ахти… Хотя, может, просто видно плохо. Темно там.

– Тебе что, детей с ней крестить? – осведомилось зеркало. – И потом, она просто странно одета. Ты любую бабу в штаны обряди, будет ужас какой.

– Она же оттуда, из того мира, – не унимался Кощей.

– С каких пор тебя не устраивает тот мир?

– Чего она у Еремея-то забыла? – вздохнул Кощей.

– А вот это, молодой человек, не мои проблемы, – отозвалось зеркало, и лицо дамы исчезло.

– Спасибо, дорогая, – пробормотал Кощей.

– Обращайся, – донеслось из зеркала. – И я тебе не «дорогая».

Пресловут тем временем стоял на коленях перед троном царя Еремея и бился лбом о деревянный пол.

– Что скажешь мне, маг придворный? – вопросил Еремей. – Создал ли ты зелье волшебное, как было тебе велено?

– Помилуй, царь-батюшка! – Пресловут предусмотрительно прополз пару шагов вперед и снова принялся за поклоны, стараясь попадать лбом о коврик перед троном. – Подвела меня лягушка басурманская, из дальних краев ради дела великого привезенная!

Еремей тяжело вздохнул и отослал бдительную стражу, до той поры ожидавшую повода прикончить подлого мага, за трон, дабы не мешала.

– Слышь, Пресловут, давай по делу, – предложил царь, приподняв корону и почесывая лысеющую макушку.