– Он так и не снял маску? Ты видела его лицо?

Джен мотает головой. Делает несколько жадных глотков из стакана, а отставив воду в сторону, продолжает:

– Помню, что когда… он меня уже оттуда забирал, синтана обратилась к нему, как к сонору Хоросу. А до этого… в том адовом клубе… кто-то из тёмных его окликнул, назвав Ксанором.

Вот йорги!

Вспоминать о Ксаноре Хоросе мне категорически противопоказано. Да что там! Мне даже думать о нём опасно. У меня не то чтобы портится настроение… Просто при мысли о нём во мне просыпается чудовище. Та моя часть, которая всегда, при любых обстоятельствах и в любых жизненных ситуациях, должна крепко, очень крепко спать.

– Ты уверена, что это был он? – уточняю, сама того не осознавая с силой сжимая руку подруги.

– Ай! Ты делаешь мне больно! – Джен вырывает ладонь из моих одеревеневших пальцев и, обхватив себя за плечи руками, глухо роняет: – По-моему, в мире существует только один Ксанор Хорос.

Да, к счастью, земля носит только одного такого подонка.

Чувствуя, что эмоции выходят из-под контроля, я подскакиваю на ноги и принимаюсь нервно мерить шагами нашу маленькую гостиную, совмещённую с такой же микроскопической кухней. Два шага вперёд, три назад. Особо здесь не разгуляешься. Только и получилось, что запихнуть сюда два кресла с журнальным столиком и стеллаж со всякой мелочью. В основном безделушками и сувенирами, которые я и Джен привозим из путешествий по миру.

Зато у нас есть классная терраса с видом на парк Ла-Сайя. На ней мы часто проводим время весной и летом. Правда, сейчас даже по вечерам стоит адская жара, которая отступает лишь ближе к полуночи.

Есть у меня такая особенность: чтобы собраться с мыслями и успокоиться, я начинаю думать на отвлечённые, порой совершенно идиотские темы. Журнальный столик, терраса, парк и полуночная жара – всё это нужно, чтобы вернуть себе контроль и решить, как быть дальше.

– Тебе надо в полицию, – наконец говорю, обернувшись к подруге.

На что Джен изумлённо округляет глаза.

– Ты с ума сошла?! Я, между прочим, ещё жить хочу!

Её страх перед высшими мне вполне понятен, но мерзавец должен быть наказан.

– Джен, этот тёмный тобой воспользовался. Накачал наркотиками и трахнул, как какую-нибудь шлюху.

Я тут же прикусываю язык, потому что говорить такое жертве насилия… Ну, Кара, девочка, ты даёшь. Я всегда была не в меру откровенна и просто обожала делиться с окружающими своими соображениями, но сейчас мне следует засунуть свои соображения йоргу в задницу, да там их и оставить.

– Джен, послушай… – снова опускаясь в кресло, мягко говорю ей. – Понимаю, это неприятно, но я буду рядом. Дашь показания, у тебя возьмут кровь на анализ, и сразу станет ясно, что вчера тебя опоили и…

– Ты всерьёз думаешь, что анализ что-то покажет? – Подруга горько усмехается. – Он ведь меня накормил не дрянью из какого-нибудь дешёвого притона.

– Иногда тёмные ведут себя слишком беспечно, потому что уверены, что им всё позволено.

– Но не настолько, – отрезает Джен. – К тому же он был… осторожен. Видишь, ни одного синяка на теле. Ничего! Он не сделал мне больно.

– Тебя осмотрит врач, – снова начинаю я.

Но Джен перебивает:

– В том-то и дело, Кар, что он ничего там не найдёт. – Она слабо улыбается, и от этой её вымученной улыбки становится совсем тошно. Настолько, что хочется сию же минуту разыскать и пристрелить эту высшую сволочь. – Ну то есть найдёт, что секс был, но вот принуждения по факту не было. В дряни, что он мне дал… в ней было что-то возбуждающее. Я тоже его хотела. Вернее, хотело моё тело, хоть головой я понимала, что всё это неправильно. Но не могла, просто не могла ему сопротивляться.