– Какое? – искренне заинтересовался Регул.

– Если я соглашусь, сделка останется между нами. Никто не должен знать о ней. Кальпурния должна что-то отписать Волусии. Что угодно, пусть что-нибудь ничтожное, но обязательно. Кроме того, ты оставишь в покое моих родителей.

Регул задумался, потер руки и, не в силах справиться с натурой, забегал. Сначала помчался к сыну, обнял его за плечи, как бы провожая, поволок его к дому. Затем, любовно подтолкнув, направил мальчика в сторону стоявшего поодаль домашнего раба.

– Значит так, Ларций. Первое условие принимается, второе отвергается. Я уже сказал, твои родители вляпались в государственное преступление. Пусть нынче Арулен – герой и гордость Рима, и его жена – несчастная страдалица, но на момент ее изгнания она считалась государственной преступницей. Этот факт невозможно опровергнуть. С другой стороны, если ты женишься на Волусии, мы могли бы еще раз обсудить мои справедливые претензии. Итак, я жду ответ.

На том и расстались. Уже за воротами, минуя храм Флоры, Ларций обратился к Эвтерму:

– Ты все слышал? Как быть?

Раб ступал рядом, шествовал как равный. Крепкий, красивый мужчина, умное лицо, крупный нос, никаких видимых физических недостатков. По виду он вполне мог сойти за римлянина – успел прижиться, обтереться в городе. Таких в Риме было подавляющее большинство. Сообразительный раб скоро становился вольноотпущенником, так как только в этом случае он мог проявить свои способности и принести пользу покровителю. При удаче вольноотпущенник прорывался к государственным должностям, а уже его дети вполне могли заседать в сенате.

Эвтерм вздохнул и поделился.

– Регул не уверен в себе.

– С чего ты так решил.

– Слишком много статуй.

– Меня не интересуют статуи. Я спрашиваю, как мне поступить?

– Не надо спешить с ответом.

* * *

Дома Ларция ждало новое испытание. Отправленная утром в дом тетки Волусия после полудня вместе с взбалмошной тетей, решившей немедленно поблагодарить Лонгов за спасение племянницы, явилась в их дом с визитом.

Никто в доме не знал, где утром побывал Ларций. Не знала об этом и Кальпурния, рассыпавшаяся в похвалах префекту и с заметным разочарованием рассматривающая скудное убранство дома Лонгов. Племянница тоже делала вид, что не догадывается о встрече с Регулом, если, конечно, это не было игрой.

Девицу обстановка не занимала. Она время от времени украдкой поглядывала на молодого человека. Ларция буквально корежило от этих взглядов. Волусия находилась рядом и была нестерпимо желанна. Страсть кружила голову. Однако стоило на мгновение вспомнить о разговоре с ее дядей, как Ларция неотвратимо швыряло в бешенство.

Лицемерка и негодница!

Сколько коварства умещалось в таком нежном и таком соблазнительном теле.

Не в силах совладать с собой, он поднялся и, сославшись на хозяйственные заботы, вышел из атриума. Пересек внутренний дворик, называемый перистилем, и оказался в саду, начинавшимся сразу за хозяйственными постройками.

Была весна, цвели вишни. Два века назад их привез из азиатского похода Лукулл. С тех пор деревца прижились в Италии, расплодились и каждую весну осыпали белым цветом предместья Рима. Вот и дед Ларция увлекся чужеземной забавой, он любил эти ягоды, любил сладкое варево из вишен на меду и непременно, чтобы без косточек. Домашние рабы проклинали сезон сбора плодов, когда им долгими днями и ночами приходилось выковыривать косточки. Доставать их следовало аккуратно, чтобы не испортить форму плода.

Здесь, в саду, цвели любимые Постумией Лонгиной фиалки и розы. Стены и две колонны в беседке были обвиты плющом и самшитом. Виноградная лоза густо покрывала проемы между колоннами. Здесь Волусия и нашла Ларция. Осторожно, ни слова не говоря, присела рядом.