Через полчаса на дороге напротив нас наконец-то остановилась скорая помощь. Я помахал рукой. Врач, больше похожий на студента, вприпрыжку направился в нашу сторону. Добравшись и увидев скорчившееся на песке тело, только хмыкнул. Нужно было принести носилки. Потом дотащить больного до машины. Это заняло еще минут десять. Мне с вами поехать? – спросил я. А зачем, ответил врач. Дело привычное. Я позвоню родственникам, сказал я. Так вы знакомы? – спросил врач без интереса. Ладно, звони. Пусть родственники приедут, заберут. Выдача тел с трех до четырех. Это я так шучу, ты не подумай плохого. Работа собачья, сам видишь.

Они уехали, а я отправился искать Светку. Встретил ее возле самой больницы.

– Они так быстро прибыли? – спросила Светка.

– Ага. Ты умница, – сказал я ей.

– Сегодня в семь, ты помнишь?

– Конечно, помню.

«А ведь Димка подставил Шерифа, – подумал я. – Продал за дозняк».

– Ты о чем задумался? – обиженно спросила Светка.

– О тебе, – сказал я. – Всегда о тебе.

Эпизод7.

– А ты не думай, – устало сказал Шериф. – Не бери в голову.

Шериф крепко пожал мне руку и собрался уходить.

– В больницу, – пояснил он.

– Вместе пойдем?

– Не надо, Пит. Чего тебе на это смотреть. Мне-то не в первый раз.

Как я вам уже рассказывал, к Раилю Шарафутдинову само собой приросло прозвище «Шериф». Его определили в нашу школу в девятом классе, в середине года. Он выглядел хмурым, даже угрюмым, вдобавок был почти на год старше нас. Но назвать его тупым или тормозным никто бы не решился. Каким, к черту, тупым: ему легко давались все предметы, кроме литературы (тут мы были непохожи). Мне он показался скорее задумчивым, хотя его мысли не так ясно отражались на лице, как наши. Всё это меня заинтересовало.

Мы с Максом долго присматривались к Шерифу. А он к нам. И он знал, что мы к нему присматриваемся. Его это не волновало.

Но как-то раз он сказал нам:

– У меня были два друга в Бугульме. Совсем как вы с Максом. Хорошие.

Мы удивились:

– Как это – были?

Шериф помрачнел.

– Я уехал. А их убили.

Мы похолодели.

– Что делать. Но мы-то живем, – сказал я тогда.

– Плохо мы живем, – произнес Шериф спокойно и мягко.

– Кто же нам жизнь другую придумает, – грустно сказал Макс.

Да, жизнь в этот раз была придумана так себе. Данияр мало-помалу начал всерьез увлекаться тяжелыми вещами, и в скором времени общаться с ним стало так же тяжело. Но Шериф держался. Может быть, и потому, что ценил нашу компанию.

Каким он был другом? Молчаливым. Да, пожалуй, так. Он не отличался чуткостью, в его дружбе не было и тени ухаживания, как это принято в упадочной европейской традиции. Так иногда дружат взрослые уличные псы, которые щенками играли в одном дворе. Или волки в стае – пожалуй, это было даже точнее.

Зато, получив как-то по случаю в морду от нашего местного гопника, я был поражен тем, что с ним сталось на следующий день. И тем, как он шарахнулся, завидев меня (единственным оставшимся в строю глазом). Шериф в ответ на мой вопрос просто пожал плечами, но я все понял.

Мы расстались на улице. Поблизости жил Макс, и я отправился к нему. Макс был дома: он сидел на диване в обнимку с электрогитарой. Это был недорогой корейский телекастер, купленный года два назад в Питере – еще в те времена, когда Макс пытался собрать свою группу.

– Как нос? – спросил я.

Макс отложил гитару, потрогал нос пальцем и ухмыльнулся.

– Нормально. Только чешется теперь постоянно.

Похоже, его не особенно волновало, зачем менты нас поймали, за что врезали ему по шее, почему потом отпустили и кто заварил всю эту кашу.