Только вот вид у нее был такой самоуверенный, что любого бы передернуло.

Впрочем, так еще с самого первого дня их знакомства повелось. Сид скептически хмыкнул, возвращаясь мыслями в прошлое.

В их первое свидание в Питер пришло лето. Теплые сумерки были прозрачны, воздух пах разогретым за день асфальтом и самую капельку – морем.

В тот вечер Сид катал Яну на самокате по Невскому, потом они кормили голубей возле Казанского и познакомились с уличными музыкантами из Уфы.

Под конец вечера Яна сидела, беззаботно болтая ногами, на бортике фонтана и уплетала за обе щеки клубничное мороженое. За ее спиной тускло светился в сером небе шпиль Адмиралтейства.

– А я вот капитализм люблю, – неожиданно заявила Яна, хрустя вафельным стаканчиком.

Посмеиваясь, Сид окинул девушку взглядом: розовые конверсы (неужели настоящие? выпендрежница!), острые коленки, безразмерная толстовка и пряди волос, лежащие так безукоризненно-небрежно. Широко распахнутые прозрачные серо-голубые глаза, трогательные веснушки и неуловимо хищное выражение лица.

Сид тогда даже вздохнул: слишком уж это все не вязалось воедино.

Ничуть не смутившись и, кажется, даже ничего не заметив, Яна принялась вдохновенно рассуждать:

– Не, ну а что? По-моему, все справедливо. Кто на какую жизнь заработал – тот так и живет. Фигачь на результат, все в твоих руках, и все такое. Человека определяет его успешность и то, что он делает. А слабаки пусть сидят в своем болоте. Да?

Сид едва не застонал от досады.

«Вот только выслушивать взгляды на жизнь от двадцатилетнего кида еще не хватало!»

Переведя взгляд на Сида, Яна протянула ему мороженое:

– Хочешь?

Отгоняя злые мысли, он растянул губы в широкой улыбке и откусил мороженое из ее рук. Почему-то этот жест показался ему чересчур интимным и вместе с тем наивным, словно подсмотренным в старой мелодраме.

– Так что ты думаешь об этом? – нетерпеливо переспросила Яна.

Сид безнадежно вздохнул.

– Ничего не думаю. Думаю, надо жить и не париться.

– О-о-очень осмысленная жизнь, – фыркнула Яна.

Сид неприязненно покосился на нее.

«Что вообще такая золотая девочка забыла рядом с таким старым маргиналом, как я? Острых ощущений захотелось?»

– Надо просто делать, во что веришь. И не ебатиться по возможности, – он все еще надеялся перевести разговор в шутку.

– И во что же ты веришь… Сид? – Яна чуть замялась и иронично улыбнулась, заглядывая ему в глаза.

Сид почувствовал разгорающееся раздражение.

«Что, даже имя мое нормально выговорить не можешь?»

– Не знаю. В любовь верю, наверное. В поиски себя, – он дернул плечом.

– И в чем же это выражается?

Показалось или ее голос прозвучал ревниво?

Сид молчал. Да и что он мог ей сказать? Прочитать стихи? Рассказать о своих безумных пьянках и нескончаемых авантюрах? Объяснить, почему каждый месяц меняет работу? Или показать ей изрисованные белые стены своей пустой и грязной квартиры?

Вместо всего этого он растянул губы в лучшей из своих улыбок и спросил с тщательно продуманным равнодушием:

– А что ты делаешь через три недели? Не хочешь скататься на Север?

Мимо пронеслась фура. Сид вздохнул, глядя в спину Яне.

«Вроде девчонка как девчонка. И что в ней такого особенного?»

Утром глупо, конечно, вышло. Сиду не давало покоя то, что его до сих пор донимало чувство обиды за полученный отказ.

«Ну не захотела она с тобой в воду лезть, и что? Сам виноват, ведешь себя как кобель!»

Похоже, собирался дождь.

Мимо с ревом лился поток машин, а время будто бы замерло. Янка совершенно скисла: понурив плечи, она ковыряла обочину носком кеда и вяло голосовала навстречу несущимся машинам.