Внизу поблескивает кусочек моря. По серой, покрытой рябью поверхности, оставляя за собой перистый белый след, медленно скользит на север корабль – совсем крошечный из-за разделяющих нас километров. Представляю, как пассажир корабля глядит наверх и видит самолет – ярко-белую точку, выводящую собственную подпись в синеве.

Возможно, те, кто, по слухам, сгинул, на самом деле перенеслись на другие версии Земли, где так и не распалась Пангея, обезьяна не эволюционировала в человека, а господствующей цивилизацией стали мыслящие выдры или пчелиные семьи с коллективным разумом? Кто знает?

Перемещаясь, мы попадаем в место, которое представили, а если мы растеряны, сбиты с толку? Вдруг кто-то случайно вообразит нечто настолько непохожее на привычный мир и на желаемую точку назначения, что окажется в ловушке, не сможет представить себе путь обратно? Мне сложно понять, каково это. Таких, как я, вероятно, выручает сильная тоска по дому. Кто знает…

Я неоднократно расспрашивал теоретиков, техников и руководящих чиновников Бюро транзиции о том, как все работает, но толкового ответа пока не получил. Мне ничего не объясняют, потому что незачем. Тем не менее я хочу знать. К примеру, когда меня отправили в Савойю спасти молодого врача от смерти в рухнувшем здании – разве это не говорит о своего рода предвидении? Нет ли у нас – я имею в виду, у «Надзора» – некой способности заглядывать в будущее? Или сопоставлять похожие, только немного разведенные по времени миры: наблюдать за опережающей реальностью, чтобы повлиять на события в той, что идет следом? Суть одна и та же.

Конечно, здание могло рухнуть случайно, в результате стечения обстоятельств. Однако я в это не верю. Такие совпадения – большая редкость.

Кстати, о случайностях. Одна из наших с миссис Малверхилл встреч, впервые за долгое время, произошла не где-нибудь, а в казино. Правда, понял я это не сразу.

Повторюсь, лучше всего для перемещений подходят крупные города; в нашей многомерной реальности это такие же транспортные узлы, как и в любом отдельно взятом мире. Главное представительство l’Expédience в мире, куда и в пределах которого я перемещаюсь чаще всего – отчасти по воле случая, а отчасти, возможно, из-за врожденной склонности, – находится в городе, который в зависимости от обстоятельств носит имя Византий, Константинополь, Константиние или Стамбул. Расположенный на двух континентах, объединяющий восток и запад и пробуждающий прошлое во всем его многообразном наследии, он полностью созвучен нашим интересам и способностям. Подобных мест на этой мета-Земле я почти не встречал. Древний и современный, смешавший в одном котле народы, религии, события и убеждения, неуязвимый и вместе с тем покрытый трещинами раздоров, город этот воплощает традиции и риск, разобщенность и сплоченность одновременно. Другой наш офис находится в Иерусалиме.

Был и третий, в Берлине, но, как ни странно, после падения Стены и объединения Германии (одного из громких мета событий, которое с тем или иным отставанием прокатилось по всем связанным реальностям, будто запущенная извне цепочка воспроизведений) этот город утратил свою привлекательность. В общем, берлинское представительство закрыли. Отчасти жаль: мне нравился старый Берлин, разделенный барьером. В дни былого величия он представлял собой обширное, просторное место с озерами и протяженными участками леса по обе стороны от стены, правда, и там и там смутно веяло безнадегой и тюрьмой.

Видели когда-нибудь, как жонглер крутит тарелку на шесте? Так вот, мы ищем вихляющие из стороны в сторону тарелки – места, где чувствуешь, что события вот-вот пойдут в том или ином направлении, где еще один оборот, вливание энергии могут вернуть системе устойчивость, а малейшая небрежность или легкий толчок – привести к катастрофе. Впрочем, из краха мы тоже извлекаем любопытные уроки. Иной раз, чтобы узнать о вещи все, нужно ее разбить.