Вероятно, так. Мэри не могла придумать другого объяснения, и, хотя хозяин трактира стал ей еще противнее, она невольно восхищалась его организаторским талантом.

В таком деле необходим строжайший контроль и тщательный отбор исполнителей, при всех их грубых манерах и неотесанной внешности, иначе им ни за что не удалось бы так долго уходить от возмездия закона. Если бы кто-то из городского управления заподозрил контрабанду, то, конечно, заподозрил бы и трактир, если бы только сам не участвовал в деле. Мэри нахмурилась, опершись подбородком на руку. Если бы не тетя Пейшенс, она прямо сейчас ушла бы из трактира, добралась до ближайшего города и сообщила властям о деятельности Джосса Мерлина. Очень скоро он оказался бы в тюрьме, вместе со своими бандитами, а их преступному бизнесу пришел бы конец. Но все осложнялось из-за того, что тетя Пейшенс все еще была по-собачьи предана своему мужу, и это делало решение проблемы на данный момент невозможным.

Мэри думала и думала, и все-таки ей еще не все было ясно. Трактир «Ямайка» – гнездо воров и браконьеров, которые, видимо, с дядей Джоссом во главе ведут выгодную торговлю контрабандным товаром, переправляя его с побережья в Девон. Это понятно. Но она видела пока только часть игры. Что еще ей предстоит узнать? Мэри вспомнила полные ужаса глаза тети Пейшенс, ее слова в тот первый день, когда ранние сумерки подбирались к кухонной двери: «Здесь, в „Ямайке“, случались такие вещи, Мэри, о которых я и словечком не смела никому обмолвиться. Нехорошие вещи. Ужасные… Я себе-то не решаюсь признаться». И тетя, бледная, испуганная, ушла к себе, волоча ноги, словно дряхлая старуха.

Контрабанда – опасное дело, бесчестное, незаконное. Но можно ли назвать его ужасным? Мэри не знала. Ей очень нужен был совет, а спросить было не у кого. Она совсем одна в зловещем, отталкивающем мире, и вряд ли ей удастся переделать этот мир к лучшему. Если бы она была мужчиной, то спустилась бы вниз и бросила вызов Джоссу Мерлину прямо в лицо. Ему и всем его приятелям. Да, и дралась бы с ними, и убила бы их, если получится. А потом взяла бы в конюшне лошадь, посадила позади себя тетю Пейшенс, и они умчались бы на юг, к милым хелфордским берегам, и завели бы себе маленькую ферму где-нибудь в Могане или Гвике, и сама бы она работала в поле, а тетя вела бы у нее хозяйство…

А, что толку в мечтах! Нужно как-то справляться с реальностью, а для этого требуется мужество, иначе ничего толком не добьешься.

Вот она сидит на кровати, двадцатитрехлетняя девушка в юбке и шали, у нее нет никакого оружия, кроме собственных мозгов, а противник – здоровенный мужик, в два раза старше ее и в восемь раз сильнее. Если бы он знал, что она подсматривала сегодня в окошко, взял бы одной рукой за горло, надавил слегка большим и указательным пальцем, и конец всем ее вопросам.

Мэри выругалась. До сих пор такое случилось только раз, когда за ней погнался бык в Манаккане; и тогда, и теперь она выругалась, чтобы придать себе мужества и отваги.

– Не видеть моего страха Джоссу Мерлину и вообще ни одному мужчине, – воскликнула Мэри, – а в доказательство я сейчас спущусь вниз, в темный коридор, и посмотрю, что они делают в баре, и если он меня убьет, значит так мне и надо.

Мэри наспех оделась, натянула чулки, а башмаки оставила в спальне. Приоткрыв дверь, она постояла, прислушиваясь, но услышала только медленное сиплое тиканье часов в холле.

Она тихо вышла в коридор и прокралась к лестнице. Она уже знала, что третья ступенька сверху скрипит и самая нижняя – тоже. Мэри стала осторожно спускаться, придерживаясь одной рукой за перила, другой – за стену, чтобы уменьшить нагрузку на ступеньки. Таким образом она спустилась в полутемный холл у входной двери. Здесь было пусто, только смутно вырисовывался колченогий стул и старинные напольные часы. Хрип часов громко раздавался в тишине у самого ее уха, словно дыхание живого существа. В холле было черно, как в яме, и, хотя Мэри знала, что, кроме нее, здесь никого нет, сама эта пустота была угрожающей, закрытая дверь в неиспользовавшуюся гостиную наводила на зловещие мысли.