– Уверен, что хозяин в трактире ни разу не появлялся, иначе если не я, то Лавров бы его засек наверняка.

Климов смотрел на Панина, слушал его рассуждения и не переставал удивляться. Куда девался рыжий мальчишка? О ходе разработки докладывал молодой, но рассудительный и даже осторожный сотрудник. Слушал внимательно, не рубил сплеча, говорил медленно, взвешивал каждое слово. И начальник на Николая смотрит серьезно, рассуждает, советуется с ним. Сидят, как равные, выставили упрямые лбы, прямо совет старейшин.

– Почему ты думаешь, что хозяин Серого должен явиться со стороны? – второй раз спросил начальник. – Может, он все время рядом, в той же банде, но не показывает своего старшинства, держится в тени?

– Рядом? – Панин наморщил лоб, и так невелик был у него запас морщин, что он сразу опять стал мальчишкой. – Рядом, рядом, – твердил он. – Это мы не сообразили, надо подумать.

– Подумай, Коля, а пока что честно, как отцу, скажи: сколько, по-твоему, шансов на успех? Учти, что мы с ними меняться людьми не можем. За одного Фалина десять бандитских групп необходимо взять.

Было видно, что ему трудно далось это признание.

– Сейчас не могу ответить на этот вопрос. В ближайшие сутки риск минимален, а завтра я приду и скажу, что и как. Есть у нас с Михаилом один план, но сегодня говорить о нем рано.

– Видал, Василий, как рассуждает? Может, отозвать обоих ребят? Серый поймет, что мы сняли людей, и рванется на дело. Мы его и возьмем.

– Где вы его возьмете? Москва большая. А главарь? Нет! – Панин упрямо наклонил голову и смотрел на начальника так, будто хотел его загипнотизировать. – Михаил предвидел такой оборот и велел передать: «Не для того погиб человек, чтобы мы отступили».

– Ну если Михаил так сказал, – начальник встал и развел руками, – тогда подождем до завтра. – Он подошел к Панину и вытянулся по стойке смирно. – Спасибо, что привез Александра. Большое спасибо, Коля.

Минуты две все молчали, потом Панин пробормотал:

– До завтра, – и пошел к дверям. На пороге он остановился, секунду помедлил и осипшим голосом сказал: – Еще Михаил велел передать, что готов нести уголовную ответственность, но Свисток умрет до задержания шайки.

Климов хотел его вернуть, но Панин был уже на площадке, гулко хлопнула дверь парадного, и стало ясно, что догнать его не удастся.

Когда ему было девять лет и прислуга называла его «барчуком», а матушка «лапонькой», случилось так, что он спас жизнь беглому каторжнику. Он не знал, кто этот грязный, дурно пахнущий человек, неожиданно появившийся у задних дверей барского дома. Он только что прочитал «Отверженные» и, увидев бродягу, не испугался, а, услышав на улице свистки полицейских, взял незнакомца за руку, отвел его в детскую, потом спрятал на чердаке и кормил неделю. Он ни о чем не расспрашивал этого человека и молча сделал, что считал нужным: притащил на чердак кипяток, мыло и ножницы, отцовский костюм и бумажник, а обнаружив однажды отсутствие своего гостя, так же молча уничтожил следы его пребывания и через несколько дней забыл. Этой забывчивости помогли события, свергнувшие царя и отобравшие у родителей «лапоньки» особняк, положение и средства к существованию.

Он понял, что к особняку возврата нет, сначала только морщился на стенания и жалобы стариков, а потом ушел от родителей. Переход от полного благополучия к лишениям и ожесточенной схватке за существование дался ему сравнительно легко. На улице он оказался сильнее, умнее, а главное, озлобленнее своих сверстников. Взрослые, которых он встречал на своем пути, обогащали его жизненный опыт. Он понимал, что если хочет осуществить свою мечту, то должен учиться. Нашлись люди, которые ему помогли.