– Беляка-то? – как бы про себя переспросил Шленов. – Кликнем – не трудно.

Зайцев вошел легкой пружинистой походкой и, поддернув брюки, сел, заложил ногу на ногу.

– Неприятный случай, Владимир Николаевич, и я бы просил вас никому о нем не рассказывать.

– Вы всех об этом предупредите или только меня? – спросил Зайцев, и Климов почувствовал его холодный насмешливый взгляд. – Понимаю, там вы можете рассчитывать на партийную солидарность. Что ж, беспартийная прослойка гарантирует свое молчание.

– Тяжелый вы человек, Зайцев, – сказал Климов, раздражаясь.

– Возможно, но я не разделяю людей на тяжелых и легких. На мой взгляд, у человека есть более существенные признаки. В частности, его служебное мастерство.

– Что вы хотите этим сказать? – Климов, набычившись, смотрел на заместителя.

– Вы не обратили внимания на то, как изменился за последний месяц Шленов? – спросил Зайцев и достал коробочку с монпансье.

– Вы можете не заниматься ерундой во время серьезного разговора? – выходя из себя, крикнул Климов.

Зайцев положил в рот конфетку и спрятал коробку в карман.

– Простите, – серьезно и тихо сказал он. – Но мне леденцы, как вам трубка, помогают думать. А Шленов очень изменился за последнее время. Мне кажется, что Шленов каждым своим поступком хочет доказать, что он самый смелый и самый честный. А сегодняшний его поступок свидетельствовал, что Шленов не может стерпеть, когда имя вождя произносит какой-то мошенник. Вас не наводит это на некоторые размышления, товарищ Климов?

Климов ничего не ответил, отпустил заместителя и лег спать. Утром, подписывая различные документы и решая текущие вопросы, он то и дело вспоминал слова Зайцева, но никак не мог сосредоточиться и всерьез задумался над этим, только когда отправился на встречу с Паниным. Погруженный в мрачные размышления, он поднялся на второй этаж и чуть было не налетел на начальника, сидевшего на ступеньках с пачкой газет на коленях.

– Понимаешь, Василий, – сказал начальник, поднимаясь и отряхивая брюки, – нет времени читать. Накупил по дороге и хотел воспользоваться свободной минуткой.

«Сколько лет знаю, а не поверил бы, что он может сидеть на грязной лестнице, читать газеты и ждать такую фигуру, как я», – подумал Климов, открыл дверь и пропустил начальство в комнату.

– Посиди молча, я погляжу, что пишут нового.

А старик-то дальнозоркий, отметил Климов, глядя, как начальник держит газету на вытянутой руке. Он раскурил трубку и встал в своей излюбленной позе – руки за спину и широко расставив ноги – у окна.

Панин вошел быстро, исподлобья взглянул на начальника и, смущенно улыбнувшись, провел рукой по жирно набриолиненной голове.

– Добрый день, – сказал он и остановился в нерешительности. Видно, он сразу сообразил, что незнакомец – высокое начальство.

– Здравствуй, здравствуй. – Начальник поднялся навстречу и сильно тряхнул ему руку. – Садись и докладывай Василию Васильевичу. А я посижу в сторонке и послушаю.

Николай сел, стараясь не поворачиваться к начальнику спиной, но тот сердито сказал:

– Лицом к начальству, Панин. Климов – твой начальник, ему докладывай, на него и смотри.

– Слушаюсь, – сказал Николай и посмотрел на Климова. Глаза у Панина стали непривычно серьезные, веснушки побледнели, будто покрылись пылью.

Климов выпустил огромное облако дыма.

– Обстановка в трактире за последнее время не изменилась. Считаю своим долгом доложить, что Михаил Лавров – москвич и до пятнадцатилетнего возраста проживал здесь. Я этого не знал, Василий Васильевич. В трактире Лавров встретил своего знакомого, с которым был дружен в восьмилетнем возрасте.